Бизнес по-еврейски 4: грязные сделки - Рыбалка Александр

Трущобы мне приходилось видеть в Палермо и в Неаполе, и надо сказать, что выглядят они отнюдь не так романтично, как в фильмах итальянских режиссеров-неореалистов. Обшарпанные старые дома, висящее на балконах белье, играющие прямо в переулках дети… К слову скажу, что в моей родной Одессе такое же жилье никто трущобами не считал.

Чтобы довершить историко-географический экскурс, рекомендую еще заглянуть в книгу Гиляровского «Москва и москвичи». Сам я в трущобах Хитрова рынка по возрасту не бывал, но «дядя Гиляй» представление о них дает отличное. Так что вполне могу судить о том, что такое трущобы Южного Тель-Авива – чуть похуже, чем чистенькие советские спальные районы, чуть получше, чем фавелы Рио или «Сухой овраг» дореволюционной Москвы.

В «бидонвилях» никто, кроме бездомных, не живет.

Было такое время, когда трущобы начали приобретать чуть более «цивильный» вид – в них стали селиться новые репатрианты с целью экономии. Потом переехали, на их место новые «новые» вселялись уже реже, а трущобы стали занимать иностранные рабочие, живя по пятнадцать-двадцать человек в одной квартире.

И вот в одну из таких трущоб Южного Тель-Авива вселилась семья Б., репатриировавшаяся из Средней Азии. Надо сказать, что выходцы из Средней Азии преимущественно сконцентрированы в районе Шапиро, но с просторов бывшего Советского Союза разница в пятнадцать минут езды видится не так отчетливо, как внутри Израиля. Тут «приличный район» и самые отъявленные трущобы могут разделять каких-нибудь двадцать-тридцать метров. А пятнадцать минут езды могут быть расстоянием между районом вилл и самым «дном общества».

В доме, где обитала семья Б., жили по преимуществу выходцы с Дальнего Востока, прибывшие в Израиль, чтобы помочь своим «тихоокеанским экономическим драконам» скудной еврейской копейкой. Поэтому в доме было хотя и не очень чисто, но не так уж и шумно, так что семья не могла нарадоваться, экономя каждую заработанную копейку для покупки собственной квартиры где-нибудь в более приличном районе (например, в той же Шхуне Шапиро).

Параллельно с этим семейство покупало кое-какую оргтехнику – потому что жить в Израиле без холодильника, скажем, совершено невозможно. Кое-что из необходимых в Израиле электротоваров подкидывали семейству знакомые и дальние родственники. Не бесплатно, конечно, но за сущие копейки. Вскоре Б. обзавелись всеми необходимыми приборами – холодильником, телевизором, стиральной машиной и даже стареньким, но еще исправно работающим видеомагнитофоном. Жизнь налаживалась.

Да, а помогали затаскивать чудеса техники на четвертый этаж, где снимала квартиру семья, все те же вездесущие азиаты. Глава семьи справедливо рассудил, что если он самостоятельно станет тащить стиральную машину на своем горбу, то может потянуть спину и потеряет на этом гораздо больше.

В общем, давал заработать соседям…

Однажды в квартиру Б. позвонил кто-то из соседей (не скажу, чтобы для выходцев из Средней Азии все азиаты были на одно лицо, но по именам они их точно не помнили) и предложил купить радиотелефон. То есть «купить» – это условно сказано – за телефон просили гроши. Семья же, установившая телефон только после долгих вздохов и вычислений, насколько мобильник обойдется дороже, пользовалась безековским аппаратом системы «Замир» – «Соловей». С соловьем порождение израильского социализма роднил только абсолютно немаркий серый цвет и крайне невзрачный внешний вид. Что же до звуковых качеств, то где вы видели соловья за пять шекелей в месяц?

Произведение же дальневосточных «экономических драконов» имело изящный перламутровый корпус, дисплей, на котором должен был отображаться входящий номер… Да что говорить – одних звонков там было шестнадцать видов – на выбор!

Глава семейства, Шолом Б., решил купить заморский аппарат, оговорив, правда, что если он не будет работать, то телефон можно будет вернуть. «Китаец» согласился.

Но возвращать ничего не пришлось – отстояв положенное время под зарядкой батарей, аппарат заработал отлично!

Прошло два месяца, и семья получила счет за телефон. Счет был немного больше обычного (то есть для нас немного, а в семье Б., увидев лишние двести шекелей в счете, оторопели).

Крепко посовещавшись между собой, решили, что в перерасходе виноват модерновый аппарат.

И в самом деле, старый телефон стоял в салоне – там же, где телевизор. Значит, пока семья смотрит телевизор, никто говорить не может, поскольку остальным это будет мешать. Да и вообще мало приятного – говорить по телефону под взглядами всей семьи. Телефонный разговор – такое дело, которое уединения требует… Опять же, дочкам хотелось иногда позвонить знакомым мальчикам, что под бдительным глазом родителей было и вовсе невозможно. Да что сказать, по современной трубке гораздо приятнее говорить, чем по морально устаревшему «Соловью»… Опять же, всем друзьям и знакомым хотелось рассказать, какой у семьи нынче телефонный аппарат… Вот и набежало на лишнюю пару сотен!