Наследство из преисподней - Гладкий Виталий Дмитриевич

Все они занимались частным извозом и обладали прямо-таки людоедским аппетитом, если судить по их расценкам.

– Сколько?.. – назвав адрес, спросил я у таксиста, усевшись в салон его старой "волжанки".

Мне попался мужик, которому уже стукнуло сорок лет. Он был худым и болезненным с виду, но на его аскетическом лице сияла улыбка.

Почему водила так радовался, я уяснил быстро – когда он назвал сумму. Шофер решил, что деньги у него уже в кармане. Пришлось таксиста разочаровать.

– Братан, – сказал я фамильярно, стараясь сдержать нехорошие слова, вертевшиеся на языке, – мне не нужно ехать в другой город. А до гостиницы всего пять километров, если считать от бампера твоей тачки.

– Значит, вы уже бывали в нашем городе… – Таксист сразу поскучнел.

– Бывал…

Я не стал вдаваться в объяснения, что меня преспокойно можно назвать аборигеном, лишь назвал свою цену, которая сообразовывалась со здравым смыслом. Водила тяжко вздохнул и кротко попросил немного накинуть.

– Бог подаст, – отрезал я грубо, продолжая играть роль крутого; но затем смилостивился: – Ладно, запрягай и поехали, грабитель. Так уж и быть, подкину твоим детишкам на молочишко.

Повеселевший таксист резво вырулил на проезжую часть улицы, и мы взяли курс на центр города. Я смотрел по сторонам и меланхолично улыбался. Из-за интенсивного движения мы еле ползли и часто застревали в пробках, так что времени на созерцание и разные мысли у меня хватало.

А были они большей частью ностальгическими…

Вот уж никогда бы не подумал, что я такой тонкокожий. Прошлое властно вторглось в мою душу, растрепав ее на мочало. Похоже, литературная деятельность превратила меня в сентиментальную размазню, человека, способного горько рыдать на сеансе индийского кино.

Но что поделаешь, когда каждая улочка и почти каждый дом, встречающиеся по пути, были мне хорошо знакомы и памятны. Туда я кого-то провожал, в подъезде того дома я с кем-то целовался (убей Бог, не помню, с кем именно), а вон в том скверике мне пришлось драться не на жизнь, а насмерть, отмахиваясь от целой кодлы пацанов железным прутом…

Было, было, было… Да быльем поросло. Где мои семнадцать лет… Или как там в песне поется? Как жаль, что время нельзя повернуть вспять.

Нет, ничего менять в своей жизни я бы не стал. Кто думает, что можно изменить судьбу, тот, по меньшей мере, наивный человек.

Просто, будь у меня возможность прожить жизнь сначала, мне хотелось бы как можно чаще встречаться со своими стариками, чтобы дослушать их и досказать им то, что не успел за те годы, когда был в армии, когда она жили в двух часах езды от Москвы, а я никак не мог вырваться к ним даже на выходные. И не потому, что был по горло занят делами, а из-за примитивной лени.

Когда мы молоды, нам кажется, что нашим родителям нет сносу и что они, если и не бессмертны, то уж точно будут жить долго-долго. А потому их присутствие рядом с нами кажется таким же естественным, как глоток воды или чистого воздуха.

И лишь когда они уходят в мир иной, ты начинаешь понимать, какие неисчислимые сокровища сердечной доброты и мудрости потеряны для тебя навсегда. Никто и никогда не будет так любить нас, так заботиться о нас, как наши родители…

Гостиница не изменилась ни на йоту. Когда-то она была "центровой" – самой дорогой и престижной в городе.

Но время неумолимо, о чем свидетельствовал фасад гостиницы, облупившийся как недоеденное пасхальное яйцо, и тусклые окна, словно ослепшие от демократических перемен и постоянных мафиозных разборок.

И называлась она по-прежнему – "Юбилейная". В свое время ее построили для приезжих иностранцев и партийной элиты высшего звена.

Однако самых козырных партайгеноссе принимали в обкомовской гостинице, которая не имела ни названия, ни вывески.

Во внутренней отделке она несколько уступала "Юбилейной", зато сервис в ней был – закачаешься; куда там заграничным отелям.

Лозунг "У нас есть все" был выдуман коммунистами именно для таких заведений; в обкомовской гостинице даже проститутки имели знак качества и славились своей красотой и высоким профессионализмом далеко за пределами области.

– Местов нэма, – категорически заявила администратор, симпатичная белокурая дама в черной ажурной кофточке с кружевами, которая больше показывала, нежели скрывала; а показать там было что.

О, Господи! Как, оказывается, я соскучился по нашему малороссийскому суржику! Это такая невообразимая смесь украинского и русского языков, которая может свести с ума даже самого искушенного лингвиста. Это музыка для тех, кто понимает, услада слуха.