Пиранья против воров - Бушков Александр

– Ну да, – сказал Нечаев почти спокойно. – Соседи даже. Ольховка, хулиганский райончик... Дружили когда-то. Потом разошлись, но пересекались иногда...

– И он тебе верил, – утвердительно сказал Мазур. – Как старому корешку. Все мы к старости чуточку сентиментальными делаемся... Хорошо придумано, Севочка, сначала твои мальчики хлопают его пешек, потом ты его убеждаешь, что единственный специалист, который может его из столь поганой ситуации вытащить – это наш отечественный Рэмбо, Кы Сы Мазур. И вы на пару мозгуете план, в полной мере учитывающий характер означенной Рэмбы и некий старомодный кодекс офицерской чести... Неплохо, Сева. Неплохо. Я не спрашиваю, откуда у тебя такие хваткие мальчики и кто они, сейчас меня это не интересует... Зато крепенько подозреваю, что через сестрицу Анюту ты у нас прямо причастен к тем труженикам лопаты, что археологические находки свои сдают не в музей, а на черный рынок... Каким-то боком ты и Ларочку подцепил, и, крепко подозреваю, господина Хлынова... А?

– И улик у тебя, конечно, полны карманы? – спросил Нечаев с улыбочкой. – Да неужели?

– Вот тут ты прав, – развел руками Мазур. – Нет у меня улик. И я, откровенно говоря, не представляю, как их добыть... Что же это ты, старого друга, соседа не пожалел?

– А что, от его смерти прогрессивное человечество многое потеряет? – пожал плечами Нечаев. – Уголовник, сволочь, пахан...

– Оно конечно, – задумчиво сказал Мазур. – Только, видишь ли... Скажу тебе по совести: Гвоздь, как к нему ни относись, личность я р к а я. Волк, конечно. Но ты-то – шакал...

– Слушай!

– А что? – невинно спросил Мазур. – Даже не шакал, крыса... На языке того социума, куда ты меня так неожиданно продал, такое поведение называется крысятничеством... – Он ногой придвинул к себе «дипломат», открыл его и достал этюд. – Сева, это что, настоящий Леонардо да Винчи?

Он поразился перемене, происшедшей с собеседником – Нечаев уставился на застекленную картинку завороженно и тупо, словно птичка на змею, показалось даже, что его эмоции сродни оргазму. Чтобы Нечаев опамятовался, Мазур побыстрее убрал этюд в портфель и щелкнул замками.

– Сева...

– Ну да, – сказал Нечаев, мечтательно заведя глаза куда-то под потолок. – Эта дура, Томка, ничего не поняла, ее интересуют кони в любых видах, не важно, Леонардо их рисовал или уличный мазилка... Значит, Задуреев не врал по пьянке? У старухи осталось вот это? – Он жадно смотрел на портфель.

Мазур кивнул.

– Это этюды Леонардо, – произнес Нечаев, словно девочке стихи декламировал. – А бронзовые лошадки – это Пьетро Монтичелли. Друг Леонардо, нечто вроде подмастерья. Ему, конечно, было до Леонардо как до Китая раком, но «круг Леонардо да Винчи» – само по себе нехилая товарная марка. Лошадок было двенадцать, по числу месяцев, модели для скульптур, которые Пьетро заказал какой-то вельможа. Скульптур Пьетро так и не сделал – то ли заказчик умер, то ли что-то еще помешало – а лошадок сохранилось на Западе всего четыре. Две в Лувре, две – в частных коллекциях. Эта четверка, что сейчас стоит у Томки, считалась тоже пропавшей с семьсот девяносто седьмого года. Тогда сгорел венецианский Арсенал – он только назывался так, а на деле был музеем... Революция, уличные бои, вторжение французов... Скорее всего, какой-нибудь лягушатник их и прибрал в мешок. А потом пришли немцы – то ли во времена франко-прусской, то ли в Первую мировую. Кто-то опять-таки был ценителем изящного. Ну, а потом – наши. В Германии тогда столько всего можно было нагрести...

– Ох, как ты у нас подкован в области культурки...

– Ну, Аня...

– Ах да, конечно... – сказал Мазур. – И вы решили прибрать к рукам и коняшек, и этюды, а? Была только одна загвоздка: господин Гвоздь. Пока он был жив, грабить Тамару было очень уж рискованно. Я правильно рассуждаю? И убивать ее, и просто грабить – очень уж чревато. При живом-то папе. Вот ты и построил сложный, длинный, запутанный обходный путь...

– Кирилл, – сказал Нечаев почти спокойно. – Ты хоть понимаешь, с к о л ь к о все это стоит? Два-три миллиона – стартовая цена. Баксов, Кирилл! Б а к с о в! Тебе сказать по буквам? Какие тут Гвозди, шурупчики, винтики? Какие тут Томки? Да пошли они все! Два-три миллиона...

– Я понимаю, – кивнул Мазур. – Баксов... Зелененьких, как огуречики. Только зачем же ты меня подставил, сука?

– Речь шла о Гвозде, исключительно оГвозде...

– Не бреши, – сказал Мазур. – В том-то и заключалась вся соль, что я с ним на пару должен был подохнуть...