Пиранья. Первый бросок - Бушков Александр

– Ваше высокопревосходительство! – не выдержал Мазур.– По-моему, лейтенант ни в чем не виноват. У него были только два человека, противник превосходил в численности... Кроме того, с ними был непосредственный начальник лейтенанта...

– Да, досадно...– поджал губы Ланжевен.– Кто бы мог ожидать от комиссара Ксавье... Безупречный послужной список, многолетняя служба...

Дирк желчно сказал:

– Как видим, что безупречный послужной список – еще не гарантия от наполеоновских притязаний...

– Ожье ни в чем не виноват,– упорно продолжал Мазур.

Лейтенант, в общем, был неплохим парнем, и, на взгляд Мазура, его ни в чем не следовало винить.

– Ну хорошо, успокойтесь,– благодушно произнес губернатор.– Разве можно в чем-то отказать герою дня? Если вы уверяете, что Ожье невиновен, пусть так и будет, я верю вашему мнению... Дирк, не трогайте лейтенанта.

– Он к тому же уже успел освоиться с кораблем,– сказал Мазур.

– Вы слышали, Дирк? Оставьте и Ожье.

– Слушаюсь, ваше высокопревосходительство,– без выражения произнес субинтендант.

«Хороша все же эта ихняя британская школа,– мимолетно восхитился Мазур.– Ведь поручи ему губернатор вывести кого-то из нас и шлепнуть у борта – наверняка выполнит с той же бесстрастностью, не размениваясь на эмоции и мимику...»

К счастью, банкетно-светские торжества не затянулись – ближе к вечеру свитский народ принялся отчаянно-дипломатической мимикой напоминать патрону, что пора и честь знать. У Мазура в голове сформировалась очередная крамола: подумалось, что господа сановники попросту боятся возвращаться на Баэ ночною темною порой, чтобы не нарваться на более удачливую группу «синих акул». Если губернатор опасался того же, то не подавал вида, ухитрился распрощаться непринужденно, но непреклонно, как истый светский лев.

Мазур стоял у перил на верхней палубе и равнодушно смотрел, как ложится на курс губернаторский корабль – белоснежное судно тонн в пятьсот водоизмещением, под названием «Прекрасная герцогиня». На корме гордо реял, что твой буревестник, большой флаг республики, а под ним – треугольный губернаторский вымпел, ало-синий, с золотыми пальмовыми листьями.

– Интересно получается,– сказал стоявший рядом Лаврик с наигранной грустью.– Старшему по званию – всего лишь ходунцы, хоть и золотые, а младшему – цельную медаль... Ладно, бывает хуже. У тебя хоть бумага на настоящее имя... А то знал я одного майора, ему в далекой стране, между прочим, не самой непрестижной, вручили за конкретные заслуги высший орден, а носить-то его дома и нельзя – не столько из соображений секретности, сколько потому, что был он там под чужим именем, и получилась некая несообразность...

* * *

...Ирина дразнящим шепотом осведомилась:

– Ты, часом, не умер?

– Жив,– сказал Мазур.

– О чем задумался, в таком случае?

– О нас.

Врал, признаться,– в данный момент он почему-то думал, как все же удачно получилось с теми двумя, старательно бдившими в машинном до тех самых пор, пока туда не спустились Мазур с Лавриком и примкнувшим к ним лейтенантом Ожье. Очень удачно вышло: те двое дернулись как нельзя лучше, грех было не положить их немедленно на месте, как иначе прикажете поступать с противником, тычущим в тебя автоматом? И простяга-лейтенант ничего не заподозрил...

– О нас? – живо ухватилась Ирина за невольную обмолвку.– Как интересно... И что же ты о нас думаешь?

Мазур мысленно вздохнул. Очень уж полное расслабление души и тела наступило – если не считать случайных мыслей о деле. Жаль было тратить энергию на болтовню – даже с ней...

– Да вроде бы неплохо у нас все получается,– сказал он, подумав. В конце-то концов, не утомленный жизнью старик, если такая девушка согласилась обосноваться в твоей постели, усталость побоку, изволь болтать...

– Ага, мне почему-то тоже так кажется. Если хочешь, я тебе буду нежно нашептывать на ушко, что ты был великолепен...

– А это правдой будет?

– Пацан...– Она пошевелилась.– Обними-ка меня покрепче, я до сих пор от этого ужаса не отошла. Влетают какие-то морды с автоматами, вопли, суматоха, кого-то прикладом по спине, один меня так взглядом раздевал, что я уж думала, прямо там и изнасилует...

Она зябко передернулась.

Мазур покрепче прижал ее к себе, что было нетрудно: узкая морская койка сближала не только в переносном, но и в самом прямом смысле, двое там могли умещаться только в том случае, если еще не успели надоесть друг другу. В открытый иллюминатор лилось влажное тепло, где-то далеко послышался скрипучий крик неизвестной птицы.