Ставки сделаны - Воронин Андрей

Просто, – Панкрат замялся, подыскивая нужное слово, – у меня никогда не было опыта общения с.., детьми. Не доводилось, понимаешь?

Люся вздохнула.

– Я только что сказала тебе, что я – уже не ребенок, – она поджала губы. – Ладно, толку все равно не получится.

Давай лучше решим, когда ехать. Вещи соберем…

– Собирать нам особо нечего, – усмехнулся Панкрат. – Так что можем хоть сейчас.

– Сейчас нельзя, – прозвучало у него за спиной. – Следователь из города звонил. Пообещал приехать.

Басовитый голос, произнесший эти слова, принадлежал настоятелю монастыря, семидесятилетнему старцу Аврамию.

Панкрат, даже не услышавший, как тот вошел в палату, почти что подпрыгнул от неожиданности.

– Вам бы, святой отец, охрану снимать… – пробормотал он.

С момента появления в монастыре Панкрат видел настоятеля лишь однажды, да и то с расстояния в добрую сотню метров. Встав как-то раз рано утром, чтобы пробежаться босиком по еще не просохшей росе, он сделал несколько кругов вдоль ограды с внутренней стороны и краем глаза приметил сухонького старичка в старорусских портах, который, фыркая, обливался холодной водой, черпая ее полуведерным ковшом из огромной бочки. На впалой груди старика тускло поблескивал в лучах восходящего солнца здоровый наперсный крест, висевший на цепи толщиною в полпальца. Почувствовав чужой взгляд, старик вскинул голову и сердито посмотрел на Панкрата. Потом властно махнул рукой: уходи.

Алексей, тогда еще не отправившийся исполнять послушание на Валаам, ответил на вопрос друга, что тому довелось видеть самого отца Аврамия. С первого дня настоятельства тот не изменял своему обычаю обливаться ледяной водой на восходе солнца. Зимой, в самые суровые морозы, он чуть подогревал воду, опуская в сорокаведерную бочку, простоявшую ночь, раскаленный камень размером с человеческую голову.

Теперь же Панкрат получил возможность рассмотреть легендарного отца Аврамия с расстояния в несколько шагов.

Обернувшись, он встретился с осуждающим взглядом черных, как антрацит, глаз, прятавшихся под кустистыми бровями, посеребренными сединой. Само лицо настоятеля походило на печеное яблоко и, казалось, состояло из одних морщин, но эти глаза вели отдельную от прочего тела жизнь и могли скорее принадлежать двадцатилетнему юноше. В худом теле старца, который даже в своем парадном одеянии умудрялся выглядеть как жертва Освенцима, жил гулкий бас, доносившийся будто бы из бочки.

– Следователь приедет, – еще раз проговорил настоятель, переводя взгляд с Панкрата на Люсю. – У нас под стеной, в десяти, почитай, шагах от ворот труп местного таксиста обнаружился. А машину его сегодня аж возле МКАД нашли.

Не хотите неприятностей – погодите сбегать-то.

Панкрат тяжело вздохнул: ну вот, опоздали. Священнослужитель, конечно же, уже сообщил работнику милиции о случившемся ночью. Впрочем, поймал он себя на мысли, это не обязательно должен был быть отец Аврамий. Мог и кто-нибудь из врачей заявить.

– А чего нам сбегать? – хмуро произнес он – И так, и сяк – влипли. Сбежишь – в подозреваемые попадешь. Не сбежишь – в свидетелях окажешься. А мне с ней вот, – Панкрат кивнул в сторону Люси, лежавшей молча, как истукан, – ни в те, ни в другие сейчас нельзя.

– Говорил мне Алеша, – словно только сейчас заметив стоявший у стены табурет, отец Аврамий опустился на него и, сложив руки на коленях, устало прикрыл свои пронзительные глаза. – Знаю про беду твою. Верю и ему, и тебе. Потому вы с ней, – он, не открывая глаза, неопределенно кивнул, – и здесь до сих пор. Или ты думаешь, что нынче всякий пришлый человек в монастыре укрыться может?

Панкрат пожал плечами.

– Следователя тебе бояться не стоит, мил человек, – продолжал между тем отец Аврамий. – Он хоть и не из местных, но парень неплохой. Да и верующий к тому же, страх Господень знает. В общем, не волнуйся. Если что, я с ним побеседую.

И, неожиданно открыв глаза, настоятель вперил свой антрацитовый взгляд прямо в Панкрата.

– Выдь-ка на минуту, милый человек, – почти ласково произнес он. – Мне с девицей поговорить надобно. Поди, поди…

Панкрат нахмурился.

– Не по… – начал было он.

Но Люся, подняв тонкую руку, лежавшую поверх одеяла, коснулась его предплечья.

– Пусть. Выйди.

Устыдившись своего порыва, Панкрат почувствовал, что краснеет. И в самом деле, чего плохого можно было ожидать от старика, денно и нощно проводившего время в молитвах?