За свои слова ответишь - Гарин Максим

А мужчина уже открыл багажник автомобиля, легко вытащил из него баул, поставил на лавочку у подъезда.

– Давай.

Они смотрелись довольно странно: грязный ребенок и огромный, сильный мужчина.

– Идем, идем, не бойся, – сказал Комбат, похлопывая по худому плечу Сережу. – Вперед, не дрейфь, поднимайся по ступенькам.

– По ступенькам? – переспросил Никитин, забегая на крыльцо.

В подъезде он растерялся.

– Там лифт, – сказал Комбат, кивнув в темноту, – опять сорванцы лампочки выкрутили. Ну ничего, я до них доберусь! – последняя фраза прозвучала безо всяких угроз, как-то дежурно, как обычно ворчит пожилой человек на своих внуков, которых любит и понимает.

Сергей нашел кнопку, нажал, двери лифта тут же разошлись. Борис Рублев несильно подтолкнул в спину, парнишка вошел в кабину, за ним продвинулся, держа баул одной рукой, Комбат.

– Какой этаж? – немного сдавленным голосом произнес Никитин.

– Сам нажму, – и Комбат ткнул указательным пальцем в верхнюю клавишу.

Двери сошлись, щелкнули, и лифт, урча и скрежеща, стал медленно вздыматься вверх. Горела красная кнопка, три нижних были черные, обожженные спичками и сигаретами, да и лифт смотрелся не очень чисто.

Сергей стоял, облокотясь худыми плечами о стену.

Щелчок, кабина замерла.

– Ну, давай выходи, бродяга.

– Я не бродяга, – немного обиженно произнес Никитин.

– Ладно, извини. Выходи. Держи ключи, открывай.

Парнишка не справился с нижним замком, и Комбату пришлось самому повернуть ключ.

– Проходи.

Дверь захлопнулась. Рублев понес баул в кухню, а Никитин остался стоять в коридоре, немного испуганно моргая светлыми ресницами. Все, что с ним случилось, ему не очень нравилось, но и угрозы для него пока видимой не было. Так что он не знал, что предпринять – то ли броситься убегать, то ли смиренно ждать, чем все это кончится.

– Вначале помоешься, – сказал Борис Рублев, глядя на паренька, – а я за это время приготовлю чего-нибудь поесть.

– Я не хочу, – вдруг сказал Сергей.

– Чего не хочешь?

– Не хочу мыться, не хочу есть. Отпустите меня, Борис Иванович!

– Опустить тебя? А я тебя и не держу, хочешь идти – иди.

– Где мы?

Рублев назвал свой адрес.

– Так это же у черта на куличках!

– Да, далековато, но до метро не очень далеко. Можно пешком за две минуты дойти, а там, думаю, ты доедешь до своего вокзала.

– Доеду, – сказал Никитин.

– Но я бы тебе этого делать не советовал. Вот что, иди мойся. Вода горячая у меня есть, мыло и мочалка тоже.

Так что – вперед.

«Странный какой-то мужик», – подумал Сережа и почему-то вдруг смирился с новым положением и понял, что самым лучшим выходом из этой ситуации будет полное послушание с его стороны и выполнение всех приказов этого странного здоровяка.

– Давай не стесняйся, солдат!

«Какой я ему солдат?»

Жилище Бориса Ивановича Рублева пареньку показалось удивительным: никакой роскоши, никаких ковров, но все чисто и аккуратно. Курить ему захотелось так сильно, что даже засосало под ложечкой, а во рту скопилась слюна.

Только вот беда, сигарет у Сергея не нашлось, а пачка с торчащими сигаретами лежала на подоконнике в большой хрустальной пепельнице.

– Можно закурить? – немного робко, но в то же время развязно спросил паренек.

– Нет, нельзя, – жестко обрезал Рублев, – я не курю.

– Как это не куришь, если сигареты лежат!

– Я бросил и тебе советую.

– Бросил? – словно бы не поверил услышанному Никитин.

– Да, бросил. Уже почти месяц не курю.

– Ничего себе! А зачем?

– Решил бросить – и бросил.

– Что, вы все так делаете?

– Как так? – спросил Комбат.

– Решил – и сделал.

– Стараюсь, – признался Рублев. – А ты давай зубы мне не заговаривай, побыстрее мойся. Сейчас я тебе сделаю ванну.

От этой странной заботы в душе у Сергея потеплело, но настороженность не проходила.

«Все-таки странный тип. Привел к себе домой, я же могу стащить что-нибудь, деньги, драгоценности, часы, видик.»

Паренек заметил, что на телевизоре стоит большой видеомагнитофон, а под ним, в тумбочке, за стеклом, в три ряда кассеты.

В ванной шумела вода. Струя вначале била в гулкое чугунное дно, затем ванна начала наполняться. Вода уже просто плескалась.

Появился Рублев. Рукава его рубахи были закатаны, руки – мокрые.

– Смотри, солдат, сколько я тебе пены сделал.