След пираньи - Бушков Александр

Стекла выпуклой кабины сверкнули в лучах клонящегося к закату солнца – вертолет повернулся на месте, клюнул носом. И унесся вдаль, по-прежнему держась над самыми кронами. Мазур не спеша полез вниз.

– Черт его знает, – сказал он в ответ на вопросительный взгляд Джен. – Покрутился и улетел себе, не похоже на погоню. Они, я уверен, давно перешли к более выигрышной стратегии – блокируют все места, куда мы можем выйти.

– И делают это вполне профессионально… – протянула Джен.

– Уж это наверняка, – сказал он. – До сих пор такими уж раззявами они себя не показали… Но мы ведь тоже профессионалы, а?

– Где ты рассчитываешь выйти? Мазур внимательно посмотрел на нее:

– А что, есть разница?

– Ну, интересно просто…

– А раз интересно, значит, кое-какое представление о сибирской географии имеешь? Ну ладно, можешь не отвечать. И насчет вашего резидента, и вообще. Во-первых, кассеты все равно у меня, а во-вторых, если ты в каком-нибудь городке, не знаю в котором, попробуешь от меня оторваться, будет хуже в первую очередь для тебя самой. С твоим-то знанием русского, выражающемся в двух словах, которые и сами русские забывать начали… Сгоришь, как Джордано Бруно…

– Если бы мы могли друг другу доверять полностью… – сказала Джен чуть виновато.

– Подожду, когда ты дозреешь, – отмахнулся Мазур. – Пошли.

…Первые признаки опасности он заметил, когда они продвигались по отлогому склону сопки, поросшей мрачными, обомшелыми деревьями. Продвигались медленно: земля была сплошь затянута тускло-зеленым, со ржавыми подпалинами мхом, а под ним покоились многочисленные колодины и валежник. То и дело подошвы срывались с них, нога, случалось, по колено уходила в мягкую, пружинящую зелень.

Тревога копилась понемногу. То появлялось неприятное ощущение чужого взгляда, то вдалеке, меж деревьев, оставалось полное впечатление, промелькивало некое шевеление, но в следующий миг, стоило перевести туда взгляд, исчезало бесследно, тайга вновь казалась безопасной, вымершей. Мазур быстро понял, что расстроенные нервы тут ни при чем – у боевых машин расстроенных нервов просто не бывает, даже у постаревших. Работает рефлекс, вот и все. Рыжеватое пятно, сероватое пятно, на секунду четко обрисовавшееся на фоне кедра, – это было в реальности…

Хруст валежника вдали? Или почудилось? А это что за звук? После встречи с «лесным хозяином» поневоле начнешь тревожиться. Но он был сущим великаном, а нечто живое, чье потаенное сопровождение Мазур ощущал все сильнее, выглядело низким…

– Слушай, ты ничего такого не чувствуешь? – спросила вдруг Джен.

Мазур досмотрел на нее. Она держала револьвер в руке – указательный палец на барабане, средний на спуске.

– А что?

– Вон там словно бы пробежал кто-то…

– Человек? – спросил Мазур.

– Да нет, больше на зверя похоже, над самой землей мелькнуло.

– Поглядывай, – сказал он тихо. – Мне тоже что-то такое мерещится. А когда мерещится двум сразу, это уже не галлюцинация.

Впереди виднелось болотце, покрытое низкими корявыми кустами и моховыми кочками. Словно не желая с ним соприкасаться, невысокая сопка изогнулась полумесяцем – лысоватая, с вершиной, ощетинившейся острыми верхушками.

– Туда, – показал Мазур. – Пройдем-ка параллельно болотцу, по открытому месту. Любопытно, что будет…

Они двинулись меж болотом и сопкой. Под ногами порой чавкала коричневая влажная земля, высоко тянулись кусты тальника, окруженные прозрачными лужами.

В лесу, который они покинули, раздался протяжный вой.

– Ага, – сказал Мазур, скорее обрадованно. – Не понравилось?

Из нескольких мест в ответ послышалось нечто среднее меж лаем и ворчаньем. И снова – длинный, заливистый вой. Джен поводила стволом.

– Убери, – сказал Мазур. – Они метрах в двухстах, все равно не достанешь…

– Волки?

– Очень похоже. Стой спокойно, не дергайся. Не должны бы они так открыто лезть на человека – сытые осенью, да и уважают…

«Не факт, – подумал он. – Это они раньше человека уважали – когда их били с вертолетов почем зря, когда тоталитарная советская власть зорко бдила, чтобы при первом же нападении волка на человека ответить облавами с флажками, ядом, мобилизацией промысловиков. В последние годы подрасшаталось все и вся, а ведь известно: во время войн, всевозможных смутных времен и прочих пертурбаций, когда и до людей-то нет дела, не то что до зверья, число волков растет лавинообразно. Еще в Пижмане наслушался всякого». Он поднес к глазам бинокль. Меж деревьями на склоне мелькнуло нечто рыжевато-серое, мохнатое. Ага!