Панкрат - Воронин Андрей

Панкрат, не двигаясь, ждал, когда она поднимется. Он стоял полуметром выше и наблюдал, глядя сверху вниз, как наемница выпрямляется и машинально отряхивает камуфляж, испачканный грязью. Разумеется, он ничего не сделал, чтобы ей помочь.

Встав на ноги, она откинула со лба белую прядь волос и молча посмотрела на него.

— Зачем ты ее убила? — произнес вдруг, неожиданно для самого себя, Панкрат. — Она была всего лишь врачом…

Он поднял руку с пистолетом. Ответ ему не был нужен — то, что могла сказать Илза, уже никак не могло изменить то, что она сделала. Суворин просто еще раз напомнил себе, почему в случае с наемницей он не мог поступить так, как собирался обойтись с Рашидом — передать ее в руки военного трибунала. Его палец надавил на пусковую скобу, но тут Илза ответила, и он остановился.

— Я хотела убить тебя, — ее голос звучал совершенно спокойно. — Я промахнулась первый и единственный раз в жизни.

Суворин покачал головой:

— Не верю… Впрочем, какая разница? Все равно ее не вернуть…

— На чердаке прогнила половица, — словно не слыша его слов, продолжала наемница. — Или же еще что-то случилось. Когда я нажала скобу, ствол резко ушел вниз и влево из-за того, что пол проломился прямо в момент выстрела.

Панкрат нетерпеливо дернул рукой с оружием.

— Какого… — он грязно выругался, багровея лицом. — Какого черта ты все это мне рассказываешь? Какое мне дело до…

Он замолчал, усилием воли пытаясь подавить дрожь во всем теле, особенно в руках. Илза пожала плечами. Было видно, что держится она хотя и неплохо, но из последних сил. Суворин различил даже пульсирующую на виске жилку, в такт ее убыстрившемуся биению у наемницы участилось дыхание.

Ствол пистолета наконец перестал дергаться и снова уставился ей в лицо. Сейчас.., сейчас с него сорвется свинцовая капля.

— Почему ты не спрашиваешь меня, зачем я помогла тебе бежать?! — вдруг в отчаянии закричала она. — Я же люблю тебя!..

Панкрату показалось, что он ослышался. Еще секунда потребовалась на то, чтобы понять: он действительно слышал то, что слышал.

Суворин вздрогнул, словно от удара. Он даже пошатнулся, будто кто-то невидимый толкнул его в плечо, и пошире расставил ноги, чтобы не потерять равновесия. Теперь он сжал пистолетную рукоять двумя руками… И опустил оружие.

Голос.., тон, каким были сказаны эти слова.., события последних недель, начавшие складываться, словно части разбитой мозаики. В голове будто заработал паровой молот — так застучала в висках вскипевшая кровь.

— Тогда, с отрядом Исхаламова, когда двое этих ублюдков собирались меня… — говорила, спотыкаясь о каждое второе слово, Илза, замершая, словно натянутая струна. — Ты спас меня.., конечно, если бы ты знал, кто я… — она тряхнула головой и нервно рассмеялась. — Конечно, тогда ты убил бы меня, ведь я — враг… Но ты стал первым русским, которого я не смогла ненавидеть.., ты был — другой. Я… — она запнулась, но, видя, что он стоит и не двигается, продолжила:

— Два года я видела русских только в перекрестье прицела.., я помнила вас такими, каких увидела еще в шестнадцать, на площади перед телецентром, когда танк давил мою мать.., а четверо амбалов забивали моего отца дубинками…

Панкрат рассеянно смотрел на нее, не слыша слов, и уже не различал черты бледного лица Илзы, превратившегося для него в какое-то яркое пятно, дыру в покрывале темноты, опустившемся на овраг. Внезапно он понял, что не сможет выстрелить. Он понял даже то, что знал это еще раньше, но не мог признаться самому себе. Сунув за ремень пистолет, Панкрат повернулся спиной к наемнице и пошел вверх по склону оврага.

Молча. Глядя перед собой.

Илза стояла неподвижно, по лицу ее текли слезы, а глаза смотрели в спину уходящего спецназовца.

* * *

Он должен был ее убить.

Она — враг. И то, что она помогла ему бежать из плена, никак не могло перевесить зарубки на прикладе ее винтовки, которыми отмечался каждый убитый ею солдат. Убитого офицера снайперы обычно отмечали крестиком.

Но” Во-первых, одно дело — убить в горячке боя, когда или ты, или он, и отнять жизнь врага — единственная возможность продлить свою. Кто сильнее, тот и жив. Кто прав, тот и сильнее. Кто защищает себя и свой дом, тот и прав. Это — убийство в честном бою. А убивать пленных… Против этого всегда восставало все его нутро. Как можно было убить того, кто сдался тебе или кого ты лишил оружия? Ты выполнил свой долг, а дальше — очередь совсем других инстанций, определяющих судьбу пленного. Либо обменять его на своих солдат, попавших в лапы боевиков, либо расстрелять, либо определить иную меру наказания…