Наемный убийца - Грин Грэм

Ворон наблюдал. Прикрыв рот платком и ничем не выделяясь среди тех шестидесяти, что жаждали попасть на галерку, он, не отрывая глаз, следил за входом в магазин. Он видел, как какой-то молодой человек приостановился, чтобы украдкой взглянуть на «Plaisirs de Paris"1, и торопливо прошел дальше; видел, как зашел в магазин старик и вскоре вышел со свертком в оберточной бумаге. Кто-то из очереди перешел на ту сторону и купил пачку сигарет.

Пожилая женщина села рядом с Вороном и сказала кому-то через плечо:

– Поэтому я и люблю Голсуорси. Он был настоящий джентльмен. Во всяком случае, всегда знаешь, чего от него можно ждать. Вы меня понимаете?

– Все всегда начинается с Балкан.

– А я люблю другой сорт сигарет.

– Он так любил людей, был таким гуманистом.

Прямо перед Вороном на мостовой встал какой-то человек, подняв в руке квадратный листок бумаги.

Он сунул бумагу в рот и поднял другой листок. По противоположной стороне медленно шла проститутка; подошла к дверям магазина и что-то сказала продавщице. Человек на мостовой засунул в рот второй листок бумаги.

– Говорят, что флот…

– Он заставляет вас мыслить. Вот что мне в нем нравится.

Ворон подумал: если он не появится до того, как начнут впускать, мне придется уйти.

– Что-нибудь новое в газетах?

– Ничего нового.

Человек на мостовой вытащил листки бумаги изо рта и стал их рвать на части, он складывал их и рвал, складывал и рвал. Затем он вдруг развернул бумагу, и в руках у него оказался бумажный флаг с георгиевским крестом, трепетавший на холодном ветру.

– Он очень много денег вносил в фонд Общества против вивисекции. Миссис Мильбэнк мне говорила. Даже показала чек с его подписью.

– Он был истинным гуманистом.

– И поистине великим писателем.

Какая-то девушка с приятелем – казалось, им очень хорошо вместе, – зааплодировали человеку с бумажным флагом, и человек снял шапку и пошел вдоль очереди, собирая медяки. Из-за угла вывернуло такси, остановилось, и из него вылез человек. Это был Чамли. Он вошел в книжный магазин, и продавщица встала и пошла за ним. Ворон сосчитал деньги. У него было два шиллинга шесть пенсов и сто девяносто пять фунтов краденными пятерками, которые ни на что не годились. Он уткнулся лицом в платок и поспешно встал, как человек, вдруг почувствовавший себя плохо. Нищий, который рвал бумагу, как раз в этот момент подошел и протянул свою шапку; Ворон с завистью увидел дюжины полторы пенсов, шестипенсовик и монетку в три пенса. За содержимое этой шапки он сейчас сотню фунтов готов был бы отдать. Он грубо оттолкнул нищего и пошел прочь.

В противоположном конце переулка была стоянка такси. Он встал, согнувшись, у стены – человек, почувствовавший себя плохо, – и стоял так, пока Чамли не вышел из магазина.

– Поезжайте за той машиной, – сказал он водителю, с чувством облегчения опускаясь на заднее сиденье и проделывая в машине обратный путь вверх по Чаринг Кросс Роуд на Тоттнем Корт Роуд, затем на Юстон Роуд, где все велосипеды были уже убраны на ночь, а продавцы подержанных автомобилей с того конца Грейт Портленд-стрит по-быстрому выпивали стаканчик в баре и отправлялись по домам, унося с собой свой снобизм и весьма потертое профессиональное дружелюбие. Ворон не привык к тому, чтобы за ним охотились. То, что он делал теперь, было гораздо приятнее: охотился он.

И счетчик такси его не подвел. У него оставался еще целый шиллинг, когда Чамли вылез из машины и пошел мимо памятника погибшим на войне к огромному, пропахшему дымом вестибюлю вокзала. Ворон поспешно протянул шиллинг водителю, тотчас же осознав, что поступил опрометчиво: теперь даже сандвич купить было не на что, а ждать придется долго. У него не осталось ничего, кроме бесполезных ста девяноста пяти фунтов. А мистер Чалмондели спокойно шел вперед, за ним следовали два носильщика с тремя чемоданами, портативной пишущей машинкой, сумкой с клюшками для гольфа, плоским чемоданчиком и картонкой для шляп. Все это было сдано в камеру хранения, и Ворон услышал, как толстяк спросил, с какой платформы отправляется двенадцатичасовой поезд.

Ворон сел в зале ожидания у модели стивенсоновской «Ракеты». Он должен был подумать. В полночь отходил только один поезд. Если Чамли собирался докладывать обо всем хозяевам, значит, они находились где-то на прокопченном промышленном севере: до Ноттвича не было ни одной остановки. И снова он почувствовал себя нищим богачом: номера банкнот были сообщены по всей стране; кассиры наверняка знали об этом. На какой-то миг он испугался, что след прервется у входа на платформу № 3.