Из любви к искусству - Гарин Максим

Он сидел лицом к дороге и первым увидел показавшийся из-за поворота черный джип. Хрусталев проследил за направлением его взгляда и резко обернулся. Лицо его помертвело, превратившись в гипсовую маску. На нем жили только глаза, которые испуганно перебегали с Дорогина на приближающийся джип и обратно.

«Вот дерьмо, – подумал Муму, вынимая из кармана пистолет и передергивая затвор. – Почуял он меня, что ли? А впрочем, чему удивляться? Ему доложили, что я увез Варвару, он вспомнил, что мы знакомы с Антоном, и решил перепрятать сервиз от греха подальше. Поздно спохватился, приятель. А хорошо все-таки, что я сразу не притащил сюда Варвару! Она там, в машине, наверное, уже с ума сошла от беспокойства, но беспокойство – не пуля, его пережить можно.»

– Погуляй, Антон, – сказал он, неотрывно глядя на джип. – Тебе здесь делать нечего.

– Эх, – сказал Хрусталев и исчез.

Машина остановилась у ворот. Лязгнула щеколда, калитка открылась, и во двор вошел Мамонтов. Дорогин сидел за столом на веранде, низко опустив голову и исподлобья наблюдая за Петровичем. Тот дошел до середины двора, прежде чем понял, что за столом сидит не Хрусталев, и остановился, сразу же засунув руку в карман.

Дорогин поднял голову. Почти минуту они молча смотрели друг на друга. Говорить было не о чем, все было ясно без слов.

– Уйди с дороги, Серый, – все-таки сказал Петрович.

– Ничего не выйдет, – откликнулся Дорогин. – Мы оба не признаем полумер, а это была бы полумера.

Петрович медленно кивнул, признавая его правоту, и вдруг выстрелил в Дорогина прямо сквозь карман пальто. Пуля разбила стоявшую на столе бутылку, в стороны полетели осколки и вонючие брызги. Муму ощутил тупой болезненный толчок в забинтованный бок и выстрелил в ответ. Петрович начал падать, жестом оперного певца прижав к груди свободную руку, но Дорогин еще дважды нажал на спусковой крючок: он терпеть не мог сцен из фильмов ужасов, где убитый, казалось бы, монстр вдруг вскакивал и бросался в атаку, размахивая окровавленными руками.

Охранники ворвались в калитку, теснясь и толкаясь, и сразу же открыли по веранде беглый огонь в два ствола. Дорогин упал на пол, чувствуя, как на голову сыплются щепки, просунул ствол пистолета между столбиками перил и стал отстреливаться, считая патроны и проклиная себя за то, что не взял запасную обойму.

Охранники двигались по огороду короткими перебежками, как атакующий спецназ. Патронов они не жалели, и, пока один из них перезаряжал пистолет, другой палил по веранде, не давая Дорогину поднять головы.

В пистолете Муму оставалось только два патрона, когда один из охранников наконец выронил оружие и лицом вверх упал на кучу картофельной ботвы, которую еще не успел убрать с огорода Хрусталев. Дорогин поймал на мушку второго охранника, выстрелил, промахнулся и тут же, не успев остановить себя, выстрелил еще раз. Его последняя пуля взметнула фонтанчик сухой земли.

Охранник, который, судя по всему, тоже умел считать, выждал какое-то время и осторожно поднялся из укрытия.

– Ну вот и все, подонок, – слегка задыхаясь, сказал он и поднял пистолет, держа его обеими руками.

Сухо треснул выстрел. Охранник удивленно обернулся к воротам. Его ноги подломились, ствол пистолета описал короткую дугу и в последний раз подпрыгнул, послав пулю в голубое осеннее небо. Охранник упал.

Дорогин с трудом поднялся с пола и увидел, как стоявшая у ворот Варвара Белкина резким движением отшвырнула от себя пистолет, словно тот был мерзкой кусачей тварью, которую она схватила по ошибке.

Муму поднял с пола перевернутый стул с пробитой точно посередине спинкой, поставил его у стола и сел. Он положил разряженный пистолет подальше от водочной лужи, немного подумал, обмакнул в лужу палец и осторожно лизнул. После этого он улыбнулся бледной и растерянной Варваре и стал терпеливо ждать, когда же наконец вернется Антон с новой бутылкой водки, чтобы выпить за упокой души Андрея Петровича Мамонтова и всех, кто погиб на протяжении этих безумных трех дней.