Контрольная молитва - Серегин Михаил Георгиевич

Мамай толкнул железную дверь, и внутрь кирпичной коробки мощно пахнуло пряным духом зреющей кукурузы.

Отец Василий, качаясь, подошел к выходу и облокотился на косяк. Это действительно была трансформаторная будка, через поля тянулась долгая череда опор ЛЭП, еще без проводов. Наверное, не достроили.

Отец Василий смотрел на эту красоту и думал. Умирать не хотелось. Наверное, он мог что-нибудь придумать, чтобы выкрутиться, но врать тоже не хотелось. Настолько не хотелось, что ему казалось, будто проще умереть. Михаил Шатунов никогда бы не позволил себе попасть в такую ситуацию, он обязательно что-нибудь придумал бы. Сбил бы плечом этого щуплого Мамая и ломанулся в заросли молодой, по пояс, кукурузы. Священник быстро оглядел железную дверь, попытался вспомнить, каким был раньше, еще в миру, но понял, что пропасть, которая отделяет прежнего Михаила Шатунова от сегодняшнего отца Василия, слишком велика, практически непреодолима.

– Ну что, поп, надумал? – поинтересовался из-за спины старший.

– Врать не хочется, – тихо произнес отец Василий.

– Тогда скажи правду.

– А правда вам не нужна.

Отец Василий развернулся и посмотрел на молча стоящих вдоль стен людей. Это было странно, но до сих пор ни один из них практически не произнес ни слова. Дисциплина, установленная старшим, была весьма жесткой. Не бандитский подход, скорее армейский.

– Я – не мальчик, – сказал отец Василий, всматриваясь в суровые лица людей. – На вашу добродетель не рассчитываю. Все равно ведь убьете. Не в ваших правилах лишних свидетелей оставлять. Я не ошибся? – оглянулся он на Мамая.

Стоящий снаружи Мамай облизнул губы и скосил глаза в сторону, и это был еще один шанс.

– Все. Хватит, – старший подошел к отцу Василию и ткнул его кулаком в грудь.

Тычок был профессионально резким и болезненным.

– Ты меня достал, поп.

– Ты меня тоже, – честно признался отец Василий.

Он нанес ему только два удара. Лбом в лицо и сразу же – ногой в живот. Старший хватанул воздух ртом и отлетел в руки остолбеневших подручных. И тогда отец Василий сделал шаг назад, зацепил ступней рыжую от ржавчины дверь, со скрежетом закрыл ее, привалился плечом и в один прием закрыл задвижку локтем.

– Ну что? – повернулся он к Мамаю. – Сможешь меня убить?

Он мог ломануться в кукурузу, но сделать это – означало проиграть. Потому что, даже если Мамай и не сможет его убить сам, он просто откроет дверь, выпустит остальных, и тогда его загонят в этой кукурузе, как зайца.

– Ну что? – повторил он. – Сможешь?

Единственный оставшийся снаружи бандит остолбенел. Он с ужасом смотрел в глаза священнику и не знал, что делать. Все изменилось слишком быстро. Отец Василий безотрывно смотрел ему в глаза и прекрасно понимал, что происходит. Старший остался внутри, за дверью, и теперь вся ответственность лежала на этом молодом пацане.

– Мамай!!! – страшно заорал изнутри старший.

– Мамай!!! – хором вторили ему остальные.

– Они и тебя в живых не оставят! – наудачу выдохнул отец Василий. Он не знал точно всех бандитских планов, но что-то сказать было необходимо.

– Мамай!!! – орали за дверью. – Замочи его!

Дверь громыхнула, и отец Василий посторонился и прижался к стене. Раздались выстрелы: один, другой, третий – стреляли в дверь. Пули свободно пробивали тонкий листовой металл, и ржавчина повисала в воздухе густыми рыжими облачками.

Мамай вытаращил глаза, кинулся в сторону и тоже прижался к стене. Попасть под шальную пулю он не хотел.

– Мамай!!! Сука!!! – орали изнутри. – Открой, падла! – и продолжали стрелять в дверь.

«Их совсем заклинило!» – усмехнулся отец Василий, продолжая безотрывно смотреть в глаза Мамая. Тот совершенно растерялся.

– Убьешь меня? – спросил отец Василий и пошевелил пальцами заведенных за спину рук – он их уже чувствовал.

Парень затравленно смотрел на голого по пояс, окровавленного, со всклокоченной бородой священника и молчал.

– Правильно, – кивнул головой отец Василий. – Лучше не надо. Ваше дело безнадежное.

Глаза парня заметались из стороны в сторону. Он не знал, что известно этому попу. Он не знал, что известно об их деле ментам. Он слишком многого не знал.

В будке орали его подельники, но до тех пор, пока они стреляли в дверь, он не решался ее открыть, а там, внутри, этого еще не понимали. В отличие от них отец Василий соображал намного быстрее и уже видел, что Мамая надо подчинить себе, и подчинить немедленно.