Разборки в Японском море - Серегин Михаил Георгиевич

– Если бы не мои талант и воля, – голос Федора Николаевича приобрел артистическую звучность, – где бы сейчас был твой Михей? Ладно, оставим прения… Я знаю, что на кораблях «Акроса» не только рыбу перевозят. Но это забота Михея и твоя! – печатая каждое слово, произнес он. – Что я могу сделать?

– Конечно, вам бы только свои дивиденды получать… – горько усмехнулся Игорь.

– Не только, хотя в чем-то ты прав. Я не могу и за пароходами следить, и в администрации работать. Твой отец не Юлий Цезарь, – более спокойным голосом добавил Федор Николаевич. – Но ты ошибаешься, меня касается все, что происходит на море, особенно если это суда «Акроса». Я просто не хочу, чтобы ты держался за меня, как за спасательный круг, ты наконец должен сам научиться принимать решения и выпутываться из разных ситуаций.

– Но ведь если что-нибудь просочится в прессу, – разгневанно посмотрел на отца сын, – это тебя коснется!

– А вы сделайте так, чтобы не просочилось! – осек сына Федор Николаевич. – Михей платит мне за то, что сам икру с крабами кушает. Если б завелся какой-нибудь ушлый правдолюбец, где был бы твой Михей? Думаешь, мне легко и ментов, и таможенников, и пограничников контролировать? Если б в Москве знали, что в Японском море пиратов больше, чем рыбы, – сознательно преувеличил он, – меня бы давно на выселки отправили, а со мной и Коваля.

– Я лишь хотел попросить тебя об одной услуге, – покорился силе отцовского убеждения Игорь, – у тебя же есть прихваты в ментовке?

– Ну? – недовольно посмотрел на него Федор Николаевич.

– Михей считает, что груз хапнул беспредельщик один, Химик, то есть Гриша Химкин. Он сейчас в ментовке, у Курина. Ты его хорошо знаешь…

– Короче, – нетерпеливо вздохнул Федор Николаевич, – ты хочешь, чтоб его там с пристрастием допросили?

Луганов-младший кивнул.

– Ясно. Это все?

– Нет, не все. Михей не совсем уверен, что это Химик.

Луганов-старший свел брови на переносице.

– Не понимаю.

– Был еще третий корабль, – вздохнул Игорь, – Рокотова. Может, это он… Только он ведь наркотой не занимается, в противном случае Михей бы его в два счета вычислил.

– Не бреши про наркоту, имей приличия, – недовольным властным тоном сказал Федор Николаевич. – И потом, я же тебе рекомендовал одну страховую компанию. Ты мог бы сейчас не только за свое корыто компенсацию получить, но и, поделясь с определенными людьми, еще нажиться. Это все твоя небрежность. Как был оболтусом, так и остался, – проговорил он с брезгливой досадой, точно выплюнул пересоленную икру.

– Да не в краболове дело! – воскликнул Игорь.

– Знаю, – резко произнес Федор Николаевич, – думаешь, маленький? Но я не только выгоду Михея блюду, но и твою, дурень ты стоеросовый!

– А ты… а вы? – заикаясь от волнения, прокричал Игорь.

– Цыц! – гаркнул Федор Николаевич.

Они услышали нетвердые шаги по трапу и оба замолчали. В салон, бережно ведомый мичманом, спустился губернатор Коваль.

– Ругаетесь? – усмехнулся он. – Не на-а-адо, – раскатисто и упреждающе произнес он, – этак не годится.

– Да вот, – с подобострастным оттенком улыбнулся Федор Николаевич, – все учу, как жить.

– Это правильно, – губернатор грузно опустился на диван. – Неприятности? – проницательно посмотрел он на Луганова-младшего.

Тот понял, что губернатор тоже в курсе.

– Кому-то все никак спокойно жить не хочется, – с небрежным видом погрязшего в роскоши правителя заметил Коваль. – А пограничники тоже хороши – спят в оглоблях, мать иху в тартарары!

– Борис Кондратич, – обратился к разомлевшему, так что казалось, он вот-вот захрапит (несмотря на сердитый тон последней фразы), губернатору Луганов-старший. – Мы все обсудили, я сейчас Игоря провожу и вернусь.

– Дава-а-ай, – последний слог перетек в длинную зевоту.

Луганов-старший сделал сыну знак глазами. Они поднялись на палубу. Потом медленно направились к трапу. Веселье на кокпите сменилось сонным покоем, девицы молча нежились в шезлонгах, потягивая коктейли, матросы с ялика перебрались на палубу и, куря, тихо переговаривались, глядя на Лугановых. Темный неясный контур торпедного сторожевого катера по-прежнему маячил у горизонта.

– У него сейчас голова кругом, как, впрочем, и у меня, – неожиданно доверительным тоном обратился к сыну Луганов-старший, – комиссия с Запада едет.

На Дальнем Востоке всех, кто жил западнее Читы, называли «людьми с Запада». Здешние жители, казалось, были ближе к заокеанской Америке, чем к Москве или даже Новосибирску. Несмотря на свой беспокойный и коварный характер, океан жителям Таруты и прибрежной зоны материка казался пространством более открытым и преодолимым, чем суша, отделявшая их от Среднерусской возвышенности. Такова была здешняя мифология, в чем-то родственная мифологии любого морского народа, будь то финикийцы, греки или португальцы. Близкое соседство с Японией и Кореей, менее близкое – с Филиппинами и Гавайями действовало на мозг возбуждающе и представлялось зачастую большей реальностью, чем жизнь городов, расположенных западнее сто десятого меридиана.