Сквозь огонь и воду - Гарин Максим

– Паша, это та самая?

– Нет, другая… – сказал Павел, пожирая глазами Дорогина.

То же самое делал и Сергей. Они поворачивали друг друга, оглядывая с разных сторон, изучая и убеждаясь, что это они.

– Конечно же это ты! – сказал Павел Матюхов, по кличке Разлука. – Тридцать лет пролетели, как один день!

– Тридцать один! – уточнил Дорогин, прижимая к себе друга детства. – Ты что тут делаешь? – спросил Сергей.

– Играю, не понял еще?

– Знаешь, я бы мог пройти мимо, но гармошка, гармошка… – Сергей прижал ее к губам и поцеловал. – Паша, гармошка!

– Она, родная, Серега! Она!

– И песня… Если бы ты играл что-нибудь другое… Я навряд ли бы узнал…

– А я сидел один, пацаны подошли, попросили сигарету, а я им говорю: “Курить вредно, братцы мои, я вам лучше сыграю!”. И я им сыграл…

– Ладно, мы пойдем… Спасибо вам, – сказал вихрастый подросток, поправляя рюкзак.

– Да, ребятки, идите! Спасибо вам за все!

– За что?

– Благодаря вам друга детства встретил.

– Это вам спасибо! За музыку. Вы играли, а у нас слезы на глаза наворачивались.

Подростки побежали вдоль набережной, а мужчины продолжали стоять, ощупывая друг друга взглядами. Случаются же такие чудеса! В огромном десятимиллионном городе – встретить друга детства!

– Ты как? – спросил Павел Матюхов. – Вижу, хорошо… Жена, дети, наверное, есть. Здесь, в Москве, живешь?

– Нет, под Москвой, – ответил Дорогин.

– А здесь что делал? Как тебя сюда занесло?

– Встреча деловая была назначена… Но дама не пришла, зато Бог тебя послал. Садись, что мы стоим, как столпы соляные.

Мужчины сели. Дорогин вертел в дрожащих пальцах губную гармошку.

– Кажется, что эта та самая, но сколько лет прошло…

– Она – один в один, как та – немецкая, я такую и искал. Только та играла чуть мягче… А у этой звук немного жестковатый.

Сергей вытряхнул из пачки сигарету, нервно, жадно закурил.

– Как ты, что ты? – спросил Дорогин.

– Приехал с предложением в один комитет, а они меня отфутболили, сволочи!

– В какой комитет? Зачем?

– Это даже мне неинтересно… Лучше ты о себе расскажи.

– Пойдем в ресторан, в бар, посидим, выпьем… – предложил Дорогин, рассматривая своего друга детства так, словно сличал фотографию с оригиналом.

– Что ты на меня так смотришь? Сильно изменился? Постарел?

– Ясное дело – не помолодел! Все-таки тридцать один год прошел!

– Ну на, смотри, любуйся! – Павел Матюхов стащил с головы шляпу, хлопнул ее на скамейку.

Огромная лысина, взъерошенные на висках волосы, но глаза те же, грустные, темно-карие, как каштаны, вспомнил сравнение учительницы русского языка и литературы Дорогин.

– Сильно старый?

– Ничего.., не сильно изменился, – произнес Сергей.

– А ты чуть другой стал, Серега, слишком взрослый, что ли…

Дорогин расхохотался. Рассмеялся и Павел.

– Фу ты, черт! – сказал Матюхов. – Здесь я мог встретить кого угодно! Мог увидеть народного артиста, эстрадную звезду, актера, политика, но чтобы встретить тебя, Серега, я даже представить себе такого не мог!

– Да и я не ожидал!

– Серега, ты знаешь, где я был?

– Когда?

– Буквально пару недель тому.

– Где?

– В нашем детском доме…

– Ты там был? – словно не веря в услышанное, спросил Сергей.

– Был…

– Ну и что? Как там?

– Это, Серега, страшно! Это ужас какой-то! Разруха полная… Пацаны голодные! Смотрят вот такими глазами, а в глазах страх и тоска-Смертная… Одежды нет, обуви тоже, книжки все старые… В российской тюрьме, наверное, и то лучше!

– Что ты там делал? Как тебя, Пашка, занесло в Абхазию?

– Приехал по делам. Думаю, дай заскачу! Пару дней свободных выдалось, и я из Пицунды заехал в Гудауту… Приехал, глазам не верю. Все вроде бы как тогда – и крыши такого же цвета, и рамы на окнах синей краской выкрашены, но все в запустении… Я когда к городу подъезжал, с горы крыши увидел, из меня слезы как хлынули! Еду и плачу! Ты даже представить себе не можешь!

– Я там тридцать лет не был, – произнес Дорогин.

– Как там хорошо было! Помнишь? Мандарины! Магнолии цвели… Красота! Рай земной!

– Помню, – произнес Сергей немного срывающимся голосом: так он говорил в детстве, когда волновался.

– Смотри, Серега, – Павел Матюхов запустил руку во внутренний карман полотняной куртки, извлек кожаное портмоне, величиной с книгу средних размеров. Он раскрыл бумажник и вытащил из него запаянную в пластик фотографию.