Танцы на «точке» (Сборник) - Серегин Михаил Георгиевич

Красная рожа Петровича побагровела и стала фиолетовой. Он продолжал наступать на Леху, выкрикивая эти слова, а тот пятился назад до тех пор, пока не уперся в стену. При этом Леха был на целую голову выше коротышки Петровича и гораздо крепче телосложением, отчего вся сцена имела такой вид, будто моська лает на сенбернара, а тот, в ужасе поджав хвост, пятится от крохотной собачонки. Поэтому Юлька, хотя и вздрогнула и похолодела в тот момент, когда Петрович рявкнул, потом, когда представила моську и сенбернара, едва сдержалась, чтобы не расхохотаться.

Леха, однако, ничего смешного в этой сцене не видел. Он в ужасе смотрел на приближающегося к нему Петровича, закрываясь от него руками, как ребенок, которого вот-вот будут бить.

– Да все нормально, хозяин! – лепетал Леха. – Они вернут, они нормальные люди, вообще… Хочешь, я прямо сейчас за ней схожу?

– Быстро!!! – взревел снова Петрович. – Сию минуту!!! Или я тебя урою! Я тебя задушу, как котенка!

Он подскочил к жавшемуся к стене Лехе, схватил его за шиворот и отшвырнул к двери в кухню. Петрович собирался дать ему пинка под зад для скорости, но поскользнулся на гладком полу кухни, потерял равновесие и со всего размаху шлепнулся на пол с такой силой, что звякнули в кухонном шкафу тарелки и ложки.

Юлька ожидала, что Леха бросится поднимать своего хозяина, но тут в дверях кухни появился ленивый, флегматичный Сашка. Он тумаком отправил к выходу Леху – иди, мол, за кассетой, дятел! – не спеша подошел к беспомощно лежащему на полу Петровичу, взял его под мышки и посадил на кухонный табурет. Потом собрал разбросанные по кухне шлепанцы, кинул их Петровичу, и тот машинально, не глядя, стал вдевать в них ноги. На минуту вышел, вернулся с бутылкой коньяка, налил Петровичу полстакана, тот одним глотком, не глядя, выпил, затем налил себе на два пальца, с удовольствием проглотил, крякнул, протянул бутылку Юльке и спросил:

– Хочешь?..

– Нет, – она мотнула головой. – Я есть хочу.

Сашка оглядел разложенные на столе продукты.

– А, ну давай готовь, – сказал он. – Я тоже еще ничего не жрал.

– А он? – спросила Юлька, кивая на Петровича. – Он что-нибудь ел?

– Нет, – отозвался Сашка. – Он когда в запое, вообще ничего не жрет.

Петрович неподвижно сидел на табурете, точно египетская статуя, положив руки на колени, устремив неподвижный взгляд в стену, похоже, не замечая, что говорят как раз о нем.

– Ага, боится наш Леха хозяина, когда тот взбесится! – сказал Сашка с нескрываемым злорадством. – И правильно, он в ярости и насмерть прибить может.

– Может быть, не следует ему сейчас в запой уходить? – спросила Юлька. – А вдруг менты с вопросами опять придут?

– И я так думаю, – отозвался Сашка. – Да только ему разве внушишь? Упрямый, как осел.

– И запчастями на складе должен кто-то заняться, – сказала Юлька. – На случай обыска.

Сашка посмотрел на нее удивленно и настороженно, потом махнул рукой.

– Леха все уж раззвонил тебе, – сказал он. – Трепло хреново.

– Вы мне оба все растрепали! – отозвалась Юлька. – А с запчастями надо что-то делать, а то влипнем.

– Ладно! – сказал Сашка. – Сейчас я позвоню Полыхаеву, пусть он ими займется. Все равно, запчасти – это его забота. Наша – только машины уводить.

Сашка отправился звонить, слышно было, как он разговаривает по телефону. Петрович во время сцены не пошевелился, и Юлька с недоумением смотрела на него. Как может живой человек на глазах превратиться в статую?

Пожав плечами, она занялась приготовлением ужина. Закончив разговор с Полыхаевым, Сашка вернулся на кухню, глянул на хозяйничающую Юльку, одобрительно кивнул, потом стал внимательно смотреть на Петровича.

– Слушай, может, на диван пойдешь, а? – несмело предложил ему Сашка.

– Налей… – была реакция Петровича.

– Петрович, ты бы лучше поел чего-нибудь, – попробовал возразить Сашка, но Петрович с неожиданной живостью встрепенулся, вскочил и заорал так, что Юлька в испуге выронила нож, которым резала картошку:

– Заткнись, сопляк! Быстро сюда бутылку!

Сашка тут же вскочил, выбежал с кухни, вернулся с пустой бутылкой, показал ее, перевернув кверху донышком, Петровичу.

– А коньяка больше нет, Петрович! – сказал он. – Ты его весь вылакал. Только водка осталась да пиво.

Петрович тяжело вздохнул, оперся о стол, обмяк, сказал, бормоча себе под нос:

– Ладно, хрен с ним. Пусть водка… И пиво…

Оперевшись на плечо Сашки, он побрел куда-то в комнаты, прочь с кухни, оставив Юльку готовить ужин. Ей уже начинало казаться, что, кроме нее, в этой квартире есть больше никто не будет. Мужчины явно собирались черпать жизненные силы исключительно в водке и пиве.