По прозвищу Китаец - Серегин Михаил Георгиевич

Квартира была двухъярусной. Китаец поднял голову и увидел металлические перила и часть верхнего этажа.

– Там кабинет и спальня, – любезным тоном произнесла Наталья Станиславовна.

– Мило, – Китаец вручил немного смущенной Наталье Станиславовне цветы и, подойдя к сервированному столу, достал из пакета бутылку вина.

– Чудесные розы. – Наталья Станиславовна поставила цветы в изящную керамическую вазу.

После небольшой экскурсии по дому Китаец и хозяйка сели к столу.

– Я бы выпил чего-нибудь покрепче, – сказал Китаец, рассматривая этикетку на бутылке.

– Есть «Бакарди», – улыбнулась Наталья Станиславовна.

– Прекрасно.

Наталья Станиславовна поднялась с кресла и прошла на кухню. Вскоре она появилась с бутылкой «Бакарди» и вазочкой, где лежал наколотый ровными кубиками лед. Налив даме вина, а себе – рому, Китаец приподнял стакан и провозгласил тост:

– За наше совместное предприятие!

Наталья Станиславовна немного нахмурилась. Конечно, она думала, что он скажет что-то типа: «За вас!» или «За нас!». Китаец уловил перемену в ее лице и произнес с лукавой улыбкой:

– Это только первый тост.

После нескольких порций «Бакарди» и «Берна» глаза обоих потеплели. А когда Наталья Станиславовна встала, чтобы включить музыку, Китаец понял, что разговорами и танцами не обойдется. Хрупкая стройность и маленькая упругая грудь Натальи волновали его. Так же, впрочем, как и ее молочно-белая кожа, которая соблазнительно просвечивала сквозь голубой капрон. Их первый и последний «вальс» закончился смелыми объятиями с долгими глубокими поцелуями. Наконец рука Китайца скользнула вверх по Натальиному бедру и задержалась на ее ягодицах. Она не сопротивлялась. Китаец легко подхватил ее на руки и понес на второй этаж.

Глава 7

Уже лежа на широкой кровати, он предпринял разговор, из-за которого, собственно, и пришел. Но поначалу Наталья только сонливо бормотала что-то, словно бредила. Китаец пробовал ее расшевелить, но она неудержимо проваливалась в забытье. Тогда он тоже прикрыл веки. Прошел целый час, прежде чем он снова предпринял попытку вернуть Наталью к бодрому состоянию. Она зевнула, потянулась и посмотрела на него так, будто видела впервые.

– Господи, ну что ты такой неугомонный! – снисходительным тоном произнесла она и повернулась на другой бок.

Через минуту Китаец услышал ровное дыхание спящего человека. Тогда он осторожно потянул Наталью за плечо, перевернул ее на спину и немного сполз. Он принялся водить языком по ее плоскому животу, спускаясь все ниже. Сначала Наталья не подавала признаков жизни, потом издала что-то похожее на полузевок-полувздох и принялась постанывать. Китаец уткнулся лицом в ее лоно. Его ласки становились все настойчивее, смелее. Вскоре он почувствовал, как его вытянутых вдоль тела Натальи рук коснулись ее горячие пальцы. Она привстала и погрузила их в его волосы, больно дернула. Потом снова откинулась на подушки и начала извиваться. Ее тело вибрировало и напрягалось от возбуждения. Из груди вырывалось глухое клокотание. Казалось, она задыхается или смеется до колик и готова рухнуть в истерику. Стоны приобрели сладострастную протяжность.

Китаец все больше разводил ее ноги, не прекращая ласкать ее языком. Но когда Наталья уже обморочно распласталась на кровати, когда ее вздрагивающее тело, охваченное сладострастной агонией, умолкло и затаилось, как бы прислушиваясь к темной бездне, отделяющей его от острого наслаждения, Китаец поднял голову и взглянул в ее запрокинутое лицо. Неистовый порыв страсти прошел по нему как ураган. Лицо казалось опустошенным и жестоким. Оно замерло, словно посмертная маска, вобрав в себя остывшее наваждение и мучительное чувство неудовлетворенности.

– Мне продолжать? – глухо спросил Китаец и не узнал собственного голоса.

– Да, – выдавила из себя Наталья и закрыла глаза.

– Давай поиграем, – жарко зашептал он, лизнув ее потное бедро, – игра называется «Сексуально-эротический катехизис».

– Что ты еще придумал? – с ноткой раздражения спросила она.

– Я буду ласкать тебя до тех пор, пока ты будешь отвечать на мои вопросы. Надеюсь, ты сможешь себя контролировать? – улыбнулся он.

– Ты издеваешься? Вижу по твоему лицу… – возмущение таким, как она определила для себя предложение Китайца, цинизмом боролось в ней с жалостью к себе. Она не знала, чему отдать предпочтение: разбушеваться или расплакаться.