Мастер кулачного боя - Серегин Михаил Георгиевич

– Не надо мне вешать лапшу на уши, – отвергла Лиза этот аргумент. – Я давно уже не маленькая девочка. На время ты бы мог поменяться машинами с Мамусей, как ты это уже делал. Или, на худой конец, купить какую-нибудь ржавую «копейку». Скажи лучше, что тебе лень работать.

– Ты почти угадала, взрослая девочка, – улыбнулся Танин, – мне лень подсматривать, хотя иногда я это делаю… Я жду настоящего дела.

– Тогда дай объявление в газетах, – настаивала Лиза. – Этого ты почему-то тоже не делаешь.

– Тот, кому нужно, и так меня найдет. – Китаец сделал еще глоток коньяка, затянулся и затушил окурок в пепельнице. – Кстати, чтобы тебя немного успокоить, могу сказать. Скоро у нас появится работа. Так говорил И Цзын. Поэтому не суетись, а свари нам кофе.

Лиза, свято верившая во всяческие гадания, предсказания, магию, астрологию, нумерологию и тому подобное, немного успокоилась, даже повеселела, забрала подписанные платежки и отправилась готовить кофе. Вернувшись с двумя маленькими чашками, от которых распространялся горячий аромат, она присела к столу и, хитро посмотрев на шефа, сказала:

– Помнишь, ты обещал сделать мне предсказание по И Цзыну?

– Я обещал?! – ткнул он пальцем себе в грудь. – Не может быть!

– Обещал, обещал, – засмеялась Лиза, видя, что Танин не сможет теперь ей отказать, сославшись на занятость. – Давай прямо сейчас, а?

– Ладно, черт с тобой, – согласился Китаец, – только кофе выпьем.

Танин взял со стола бутылку «Дагестанского». Он поймал на себе косой, неодобрительный взгляд Лизы, но только молча усмехнулся. Задетая таким пренебрежением, Лиза дала волю своим несносным опасениям.

– А без этого ты не можешь? – мотнула она головой, имея в виду коньяк.

– Могу, но не хочу. Я же не анахорет или стоик, чтобы от чего-то воздерживаться… Надеюсь, ты не будешь? – шутливо спросил он.

– Ты и от женщин не воздерживаешься, ни одной юбки не пропустишь… – язвительно заметила не обратившая внимания на его иронию Лиза, которая уже оседлала своего любимого конька.

– Лиза-Лиза, – Китаец растянул губы в ленивой усмешке, – а вот ты не воздерживаешься от колких замечаний, выходящих за рамки субординации. Тебя пора отшлепать…

– Жду не дождусь, а ты все кормишь меня пустыми обещаниями. – Лиза хитро улыбнулась.

Китаец невозмутимо налил себе граммов пятьдесят коньяка и стал греть рюмку в ладонях.

– Я когда узнала, что японцы напиваются до чертиков, – не унималась сердобольная и строгая Лиза, – не поверила! Надо же, такой техничный и прагматичный народ, а тут… – она засмеялась, – каждую неделю закладывают почище наших дорогих россиян. Правда, их не по вытрезвителям, а по домам развозят.

– У нас уже давно нет вытрезвителей, Лиза… Прости, что напоминаю, – Китаец меланхолично поднес рюмку к губам. – За тебя…

Лиза насмешливо и недоверчиво взглянула на шефа. Он опорожнил рюмку в два глотка и поставил ее на стол.

– И потом, чему здесь удивляться? – продолжил он. – Чем задавленнее народ в быту, – я, конечно, имею в виду социальную жизнь – строгая регламентация, иерархия, интересы групп, – тем он более подвержен всякой заразе вроде разнузданного пьянства, мордобоя, террора в отношении своих близких, разного рода хулиганства и так далее… Устал перечислять. К тому же я не японец, Лиза. – Он выразительно посмотрел на свою секретаршу, вздумавшую читать ему мораль. – Будь так, давно уволил бы тебя. В Японии с этим строго. – Теперь он уже не скрывал своей насмешки, добродушной, но все-таки насмешки.

– Знаю, Танин. – Лиза осторожно отхлебнула кофе. – Японцы во всем подражали китайцам.

– Почти так же, как римляне – грекам, – подхватил Китаец, взявший в руки чашку с кофе.

– Наверное, это в тебе что-то вроде атавизма шевелится… – сощурила свои синие глаза Лиза.

– Что?

– Пренебрежение ко всему, что моложе Древнего Китая, – скаламбурила Лиза, – в том числе и ко мне. Но я тебе скажу… То, что касается женщин, здесь ты настоящий варвар. – Лиза горделиво вскинула подбородок.

– Пусть так. – Китаец зевнул.

Ему до смерти надоело вести с Лизой этот непродуктивный разговор. Он вообще удивлялся тому, что еще недавно горел к ней самой настоящей плотской страстью. Сейчас она казалась ему несмышленым ребенком, прозябающим в сумерках извинительного невежества относительно всего доподлинно китайского. Он тонко улыбнулся своему скепсису, приветствуя его словно избавление от прошлых безумств, безумств по-своему упоительных, хотя и невоплощенных.