Победитель всегда прав - Гарин Максим

Дрожащие «рабыни» покинули квартиру., С полчаса ушло на сидение на той же лавочке, откуда их забрал угостить мороженым Слава. Школьницы рыдали.

– Надо что-то делать, – всхлипывая, проговорила Алиса. – Сколько у нас денег?

– Я свои все потратила, – сказала Маша.:

Вероника развела руками:

– Была двадцатка, да и ту Славка забрал.

– У меня полтинник остался, – вздохнула Алиса.

– Мало. Где взять деньги?

– Надо Роману позвонить.

– Куда? На деревню дедушке? – выкрикнула Маша. – Все, девчонки, это конец. Меня папашка убьет!

– И нам не жить.

– А все так хорошо начиналось: денежки, шмоточки, кино…

– Актрисы! – зло сказала Вероника. – Не получилось из нас актрис.

– Со Славкой тебе хоть не противно было? – спросила Алиса.

Вероника зло выкрикнула:

– Он вообще ни на что не способен. Я не успела к нему подойти, как он уже кончил от одного взгляда.

– Вот ублюдок!

Девчонки листали свои тощие записные книжки в попытках отыскать телефон человека с деньгами. Но о таких деньгах и речи не могло идти. Еще сотню-другую баксов они могли бы одолжить, но отдавать было нечем.

– У кого есть сигареты? – спросила Вероника и посмотрела на своих подруг. Те принялись ковыряться в сумочках.

– Вот, есть, как раз три штуки.

– А жвачка?

И жвачка нашлась – две измятые в блестящей фольге пластинки.

Девчонки закурили. Вероника закашлялась:

– Вот жизнь собачья! Надо же так втюхаться! Он, конечно, сволочь. А может, его напугать, попросить каких-нибудь хулиганов, чтобы они ему морду набили, чтобы он от нас отвязался?

– Каких еще хулиганов? – задала вопрос, нервно теребя в пальцах окурок, Алиса.

– Не знаю. Что, у нас нет знакомых хулиганов?

– Никого не надо просить, девчонки, – сказала Маша.

– Ах, не надо?! – взвилась Вероника. – Это ты, ты, Машка, втянула нас в дерьмо!

– Я вас не заставляла, – принялась оправдываться Маша.

Так всегда бывает в компании, что даже из двух человек кто-то является лидером, а уж в компании из трех человек всегда найдется самый слабый. Самой слабой была Маша Соловьева.

– Ты, птичка, – взвизгнула Вероника, вскакивая со скамейки. – Это все из-за тебя, ты понимаешь? Из-за тебя! Ты же говорила, мол, ничего не произойдет, все будет хорошо!

– Да, я так говорила, – призналась Маша, еще не понимая, куда клонит подруга.

– Вот тебе и отдуваться, Машка, ты должна найти деньги.

– Где я их найду? Где?

– Ты сама хвалилась, что у твоих родителей есть деньги, они их на отпуск собирали, тебя обещали с собой в Болгарию взять. Вот ты у них и одолжи.

– Как это я одолжу? Ты что, Вероника, разве такое возможно? Родители спросят, зачем мне такие большие деньги, и сразу догадаются.

– Меня это уже не волнует, сама разбирайся. Ты нас втянула, теперь отвечай.

Еще минут десять девчонки сидели молча и нервно жевали жвачку. Разговор не клеился. Маша Соловьева надула губки. Было понятно, что еще пять-десять минут, и она начнет рыдать.

Вероника поднялась:

– Ну тебя к черту, Машка! Пошли, Алиска, завтра в девять утра встречаемся на этом месте. А еще лучше – во дворе, на детской площадке, ясно? – это прозвучало как приказ.

Плечи Маши Соловьевой дернулись, она закрыла лицо руками и расплакалась. Две жестокосердечные подруги, не оглядываясь, двинулись во двор.

– Найдет, никуда она не денется. Она нас втянула, ей и отвечать. Правильно я рассуждаю, Вероника?

– Правильно.

Подруги успокоились. Как-никак было найдено решение, может, и не совсем хорошее, но пока ничего другого придумать они не смогли.

– Пускай возьмет деньги у своих родителей, а потом мы ей отдадим. Встретим режиссера, расскажем все как есть, он и даст денег.

– Думаешь, даст? – спросила Алиса.

– Даст, куда он денется?

– Думаешь, мы еще будем сниматься? Нет, я больше не стану. Пошли они к черту! Не хочу я больше заниматься дрянью! А Славик все равно – козел!

– Сволочь полнейшая, даже трахаться не умеет!

– Совсем не умеет? – заинтересовалась Мизгулина.

– Не умеет. Я, честно говоря, не хотела с ним трахаться. У него все тело в прыщах, он гнусный, вонючий, мерзкий тип.

– Это точно, мерзкий, – согласилась Алиса. Они жили в соседних подъездах и возле дома расстались.

Маша Соловьева, выплакавшись вволю, медленно побрела к дому, глянула на окна квартиры. В кухне и еще в одной комнате горел свет. «Только бы ничего не спрашивали, только не лезли бы ко мне!»