Короткий путь на дно - Серегин Михаил Георгиевич

– Я благодарен вам за спасение, – пробурчал Шариф, не поднимая глаз, – только не могу я всего рассказать о себе. Можете меня прогнать, а лучше возьмите с собой. Я многое умею. Может, пригожусь вам в том деле, которым вы занимаетесь.

–Так-так, – произнес Любо, оглядывая спасенного парня с подозрением, – а не подослали ли тебя к нам, приятель? О каких это наших делах ты толкуешь?

– Подожди, Любо, – приказал чернокожий, – не напирай. Слишком нелепая история с этим парнем. Те дела, на которые ты намекаешь, так не делаются. Если бы его подослали к нам, он пришел бы с очень убедительной историей.

Шариф непонимающе переводил взгляд с одного своего спасителя на другого. Говорили они очень непонятные вещи. Интересно, как они собираются поступить с ним? Не убьют же они его? Могли бы тогда и не спасать.

– Как тебя зовут, парень? – спросил старший.

– Шариф Туни.

– Хорошо, – одобрительно заметил чернокожий и покивал. – Пусть будет Шариф Туни. Ты, Шариф, подумай хорошенько, раскинь мозгами. Вот идут по саванне люди. Идут по своим делам и вдруг встречают человека, который попал в беду. Они выручают его из этой беды, хотя им нет до него никакого дела. И делают они это всего лишь потому, что женщина, которая шла с ними, очень добрый человек и попросила своих спутников помочь незнакомцу.

– Профессия у нее такая, – вставил со смехом Джон.

– Заткнись, – одернул чернокожий своего помощника и продолжил свой разговор с Шарифом. – Спасают они, значит, этого человека, а он не хочет сказать, как попал сюда, зачем пришел в эти края. Так нельзя, юноша. Нехорошо это. А ты еще и просишь взять тебя с собой. Может, ты из полиции, может быть, ты один из наших врагов, а они у нас есть. Понимаешь?

– Простите, уважаемый… – ответил Шариф, который чувствовал себя очень виноватым.

– Можешь называть меня Раваджан.

– Простите, Раваджан. Конечно же, вы правы, но моя история такая, что ее первому встречному и не расскажешь, – начал оправдываться Шариф.

Он догадывался, что эти люди, естественно, никакие не путешественники и не туристы. Очевидно, они заняты каким-то делом и поэтому отправились со своими мулами и грузом через саванну. Судя по всему, они уже не в первый раз пересекают эти безлюдные места. И про полицию этот Раваджан не зря заикнулся. Значит, не хотят они встречаться с полицией. Тогда понятно, почему к нему отнеслись с таким недоверием. Наверное, этим людям можно рассказать всю правду. И Шариф стал рассказывать. Он рассказал, как погиб их главарь, как в отряде начался разброд и бесконечные споры, как он вляпался в аферу, заняв у бандитов деньги, как попытался отработать долг убийством, как попал сюда и чем все это закончилось.

Раваджан слушал не перебивая, чертя перед собой что-то на земле веткой. Джон и Любо периодически вставляли различные восклицания и замечания, но тоже не перебивали рассказчика. Наконец Шариф закончил свое повествование.

– Ладно, – сказал Раваджан, – поглядим на тебя. Помощники мне нужны.

– Вы мне верите? – обрадовано воскликнул Шариф.

– Как тебе сказать, сынок… – История твоя похожа на правду. Да и знаю я кое-кого из твоих знакомых. А если соврал, – Раваджан вдруг прищурился, и черные его глаза сделались беспощадными, как два дула револьверов, – тогда ты пожалеешь, что тебя не сожрал леопард. Запомни эти слова!

Шариф попытался вскочить – ему очень хотелось убедить этих людей, что он рассказал им чистую правду, – но ногу в щиколотке пронзила острая боль.

– Не вставай, – остановила Шарифа Мун, взяв его за рукав, – ты при падении ногу вывихнул. Мы тебе ее вправили, но пока ходить не стоит.

Когда совсем рассвело, караван из трех мулов был уже в пути. Груз немного перераспределили, и Шариф теперь с забинтованной ногой восседал на одном из вьючных животных. Его новые попутчики так и не объяснили, кто они, что везут и куда следуют. Но у Шарифа теперь, по крайней мере, была какая-то опора в жизни, определенная цель.

Караван шел медленно – как понял Шариф, его попутчики не выбирали прямой путь, а старались передвигаться по тем участкам саванны, где растительность была гуще. Или спускались в низины, шли по руслам пересохших рек. Раваджан и в этот день, и на следующий не оставлял Шарифа в покое. Он часто подходил к юноше и задавал новые вопросы. Про деревню, где жил Шариф, про рыбаков, про Ахмада и Халида. Много расспрашивал про город, куда рыбаки возили свой улов.

Вечером с мулов снимали вьюки и ящики, стреноживали животных и разводили костер. Между собой новые товарищи Шарифа разговаривали мало. Да и с ним, кроме Раваджана, почти никто не разговаривал. Самому же Шарифу, после того как он рассказал о себе все, наоборот, очень хотелось говорить – о том, что его беспокоило, что наболело в душе, о своих планах на будущее. Но Раваджан только задавал вопросы. С Любо и Джоном заводить душевные разговоры не хотелось, во-первых, из-за их отталкивающего внешнего вида типичных головорезов, а во-вторых, потому что они были белыми. Белым – кроме, пожалуй, русских – Шариф не доверял.