Похмельный синдром - Серегин Михаил Георгиевич

– Открой, пожалуйста, – Ольга привстала, томно облокотившись на локоть.

Китаец, слегка наклонив бутылку, сдвинул с места пробку. Газы с шипением змеи вырвались наружу. Ольга встала и продефилировала на кухню. Китаец проводил ее удивленным взглядом. Вскоре она вернулась еще с одним фужером.

– Выпей со мной, – она нагнула бутылку, которую он поставил на стол.

Китаец вовремя подхватил бутылку, иначе та выскользнула бы из рук Ольги и грохнулась на пол. Он не стал ей перечить, плеснул шипучей жидкости в принесенный ею фужер.

Они подняли бокалы, выпили. Китаец поморщился. Шипучка ударила в нос.

– Курицу принести сейчас или потом? – спросил он Ольгу.

– Сейчас, – она пьяно улыбнулась.

Танин направился на кухню, где в микроволновке лежали цыплята. Выйдя из комнаты, он немного помедлил и, помня предупреждение «И-Цзин», посмотрел в щель между косяком и дверью на Ольгу. Она стояла возле стола и наливала шампанское в его пустой фужер. Потом взялась за свой кулон. Держа его в горизонтальном положении, открыла и, достав оттуда что-то двумя пальцами, бросила в бокал Китайца.

Танин тихо прошел на кухню и, задав микроволновке необходимый режим, как ни в чем не бывало вернулся в гостиную. Ольга курила его сигареты, причем делала это с замечательно рассеянным видом.

«Это становится интересным, – подумал Китаец. – Что в бокале: снотворное или яд? Зачем ей усыплять меня? Чтобы обчистить? – Он молча усмехнулся. – Нет, не для этого. Для того чтобы надругаться над моим телом?»

Он едва не расхохотался.

– Почему ты улыбаешься? – Ольга с ленивой томностью сытой кошки посмотрела на него.

– Ты сейчас на редкость хороша, – проникновенно произнес Китаец, стараясь придать своему голосу оттенок взволнованности, – и мне страсть как хочется поцеловать тебя.

Ольга приблизилась к нему и обняла за талию. Он хотел было сжать ее красивую длинную шею сначала нежно, потом сильнее, так, чтобы она начала хватать ртом воздух. Но в последнее мгновение передумал. Лишь небрежно потрепал ее по щеке.

«Попробую воздействовать на нее по-другому», – решил он.

Загадочно улыбнувшись, Танин прошел мимо Ольги и, подойдя к бару, открыл его. Достал бутылку коньяка, початую еще днем, с меланхоличным видом поставил ее на стол. Сам сел в кресло.

– Ты не сходишь за коньячной рюмкой? – томно посмотрел он на Ольгу, продолжавшую стоять возле стола.

– Ну уж это, милый, наглость, – она с ленивой грацией подошла к креслу и опустилась на колени Китайца.

– Что ж, – он заставил Ольгу встать, поднялся сам и, прихватив с собой коньяк, побрел на кухню, – только мне все равно ведь со всем не справиться – там у нас цыплята… -… кукарекают? – рассмеялась Ольга. Китаец почувствовал в этом смехе что-то неестественное, напряженное. «Наверное, чувствует себя жутко остроумной», – подумал он.

– Ладно, я тебе помогу. – Ольга обняла Китайца сзади, и таким вот неуклюжим «паровозиком» они въехали на кухню. Выложив цыплят на блюдо, Танин торжественно вручил его Ольге, оставив в руках коньяк и рюмку.

В гостиной, освободив руки от блюда, Ольга взялась за шампанское.

– Давай выпьем! – игриво взглянула она на Танина, который устроился с «Дербентом» на диване.

«Может, предложить ей обменяться фужерами? Расколоть ее таким образом?» Спустя минуту он отбросил эту мысль из эстетических и индивидуалистических соображений. Во-первых, он устал от кислой Ольгиной мины еще в кафе, а она в случае разоблачения обязательно скорчила бы такую, а то еще забилась бы в истерике, а во-вторых, такой прием раскрытия преступного замысла отравителя он имел счастье наблюдать во множестве кинофильмов.

Нет, надо придумать что-то оригинальное. Китаец уже не сомневался, что Ольга бросила яд в его фужер. Немного порефлексировав, он пришел к выводу, что усыплять ей его не для чего. Хотя вполне возможно, что, усыпив его, она могла бы, например, открыть дверь своему сообщнику. Ольга явно действовала по заказу и, скорее всего, – под давлением. И он догадывался, кто проводил этот жестокий прессинг. Вот откуда ее скованность и смущение, которые в ресторане чуть не довели его до бешенства. Она пришла отравить его не по своей воле, и, конечно, не может не чувствовать отчаяния и ужаса.

Спиртное помогло ей на время заглушить голос совести. «Ее шантажируют, – мелькнуло у Китайца в голове, – иначе она не пребывала бы в кафе в том состоянии болезненной замкнутости, из плена которого ее мог на время освободить алкоголь. Может, поговорить с ней?»