Кимоно для боя - Серегин Михаил Георгиевич

– Тогда я вас провожу, – встала немного смутившаяся Нина.

– Не надо, я сам найду дорогу. Вашу фурию я не боюсь. Как, кстати, ее зовут?

– Зинаида Ивановна.

– До свидания.

Китаец вышел в коридор. Зинаида Ивановна делала вид, что занята разбором содержимого тумбочки, стоящей справа от входной двери, аккурат напротив кухни.

– Зинаида Ивановна… – Китаец остановился возле двери.

– Да, – от удивления приоткрыла рот пышнотелая тетка.

– Сугубо конфиденциально, – Китаец взял ее за мясистый локоть и сунул ей в нос свою лицензию, – где ваша комната?

Зинаида Ивановна от такой неожиданности и наглости потеряла дар речи.

– А что?

– Мне срочно с вами надо побеседовать. Возможно, вы сможете оказать мне действенную помощь в деле раскрытия тяжкого преступления, – с каменным лицом сотрудника МУРа произнес Китаец.

Гражданка кивнула на ближайшую к ним дверь.

– Отлично, – удовлетворенно сказал Китаец, подталкивая не вполне пришедшую в себя тетку к указанной двери.

– Гражданин… – проснулась было она, но Танин уже легонько втолкнул ее в приоткрытую дверь.

– Боже, как у вас чисто и уютно! – восторженно воскликнул он. – Да вы и сама женщина хоть куда! Сразу видно – порода.

– Что вам нужно? – таращила Зинаида Ивановна на него свои серо-голубые глаза.

– Я же сказал: поговорить. Ох, а это что?

Он подошел к висевшему на стене плакату, на котором в агрессивной стойке замер Жан-Клод Ван Дамм.

– О! – шутливо погрозил ошалелой хозяйке пальцем Китаец. – Вижу, энергии вам не занимать! Эффектный малый, а силища-то!

Китаец делал вид, что с равным наслаждением и уважением рассматривает прославленного бельгийца.

– А вы продвинутая женщина, – повернулся к Зинаиде Ивановне Китаец.

Она от затаенного восторга и смущения осела в кресло, покрытое клетчатым пледом.

– А Нинка что? – выдавила она из себя, зардевшись как июньская зорька.

– Что Нинка! – разочарованно вздохнул Китаец. – Ничего путного от нее не услышишь!

– Это правда, – махнула рукой довольная Зинаида Ивановна, – даром что молодая.

– Да, молодежь нынче гнилая пошла, – пренебрежительно отозвался Китаец, – мне, например, нравятся женщины в возрасте: у них и опыт, и темперамент, и нежность нерастраченная, как говорится. А чалма вам эта жуть как идет. Я вас как увидел: такая уверенная в себе, полная, рубенсовская роскошь форм, победоносный взор, – так прямо и обомлел. Настоящая emancipee, как выражаются французы.

– Да что вы! – скривилась в самоуничижительной гримасе Зинаида Ивановна.

– Я не льстец, леди. Говорю то, что думаю. А вы на меня накинулись!

– Извините, – заулыбалась Зинаида Ивановна, – мне эти олухи, Нинкины парни, все нервы вымотали. Сколько раз говорила: звоните три раза, так нет, звонят раз и ждут, когда я им открывать выйду. А то и в час ночи шляются, бывает, и под утро приходят! Дом колхозника устроили, понимаешь ли! А я женщина скромная, покой люблю, чтоб все по-людски…

– Да на таких, как вы, Зинаида Ивановна, все наше общество держится. Спать, говорите, негодники, не дают! А с первого на второе вас никто не беспокоил?

Танин сдвинул брови на переносице и сел на диван.

– А то как же! Этот, как его?.. Макс, они его так кличут, приходил, Кольку искал. А Колька с Нинкой, сами догадываетесь, чем занимались. Он до них минут десять достучаться не мог! Дверь, стервецы, не открывали. Этот охламон опять раз только позвонил, с постели меня поднял, негодник! А потом еще в дверь Нинкину колошматил, – кипела возмущением Зинаида Ивановна.

– И что же было потом?

– Нашел дружка своего, из постели вытащил и куда-то пошли.

– Они не возвращались, вы не слышали?

– Нет, не возвращались. А если бы и вернулись и как всегда один раз позвонили, я бы им все равно не открыла: нехай бы на улице ночевали! – тряхнула вторым подбородком Зинаида Ивановна.

– Это точно с первого на второе было? – уточнил Китаец.

– А на кой мне врать? – взревела оскорбленная Зинаида Ивановна.

– Не врать. Может, забыли просто…

– Память у меня – молодым могу сто очков дать. Вон Нинка, ни хрена, ой, извините, ни черта не помнит: поставит кастрюлю или чайник на огонь – и кипи все, гори синим пламенем. А сама спит или трахается до посинения. Нет, ну послушайте, – доверительно понизила она голос, – девке двадцати нет, а она – со всеми подряд! Ни стыда ни совести. Я, если честно, гондо… презервативы, прошу прощения, из ведра устала выбрасывать. Эти ее кобели почему-то в мое ведро все складывают. Никакой культуры, прости господи! – тяжело вздохнула Зинаида Ивановна.