Когда стреляет мишень - Серегин Михаил Георгиевич

Коваленко не успел ничего понять, как напротив его глаз очутились два черных дула — и два пустых, чужих взгляда, еще более черных, чем провалы автоматных стволов. Взгляды людей, которым он не раз доверял свою жизнь и в ком еще ни разу не обманулся.

Но ведь такого не может быть, потому что...

Две коротких автоматных очереди, слившихся в одну, сделали эту незаконченную мысль последней в жизни Сергея Всеволодовича Коваленко.

Глава 10

Жуткое молчание повисло в гостиной после того, как вице-президент «Сибирь-Трансойл» пошатнулся и, переломившись пополам, упал назад, спиной, упал жутко и неестественно, как уже не может падать живой человек, а разве что только бревно — плашмя с глухим деревянным стуком. И остался лежать, запрокинув голову и словно уставив стеклянный взор невидящих глаз в высокий лепной потолок с великолепной люстрой.

Два темных ручейка короткими росчерками смерти выбежали из-под его неподвижного тела и тут же остановились, разве что расширяясь и набухая, — словно и в них замирала еще недавно разгонявшаяся по венам жизнь.

Аня вышла из-за стола и сделала несколько шагов к телу мужа. Несколько коротких шагов, в которых еще не чувствовалось осознания того, что ты — не жена уже, а просто вдова. Опустилась на колени возле Сергея Всеволодовича, не заметив, как край платья упал в лужицу крови и теперь вбирает ее жадно и неистово, как добравшийся до оазиса измученный путник Сахары пьет настоящую — прозрачную и холодную — воду.

— Зачем? — спросила Аня, не глядя на Платонова.

Полковник двумя шагами преодолел разделявшее их пространство, сел рядом с ней на корточки, словно мальчишка-третьеклассник на перемене, и проговорил, с самым настоящим искренним сожалением, глядя на еще не замутненное страданием лицо женщины:

— Так было нужно. Он с самого начала был обречен, когда связался со мной. Слишком опасная игра, слишком опасные связи. Рябинин был первым, Коваленко — вторым. Теперь концерн плавно и естественно скатится в руки людей, которые давно хотели присоединить его к своей империи. Потому что теперь никаких препятствий к тому — после смерти Рабиновича и этого происшествия — нет.

— Господи... Петр Дмитриевич, на кого вы работаете? — стараясь говорить спокойно, проговорила Аня и поднялась с колен.

Полковник тоже выпрямился в полный рост.

— Я думаю, вы понимаете, что нет никакого смысла называть вам определенные имена. Будь то Борис Абрамович Березовский, Роман Аркадьевич Абрамович или даже Татьяна Борисовна.

— Какая Татьяна Борисовна? — проговорила Аня.

— Да она тут вовсе ни при чем, так что не стоит трепать ее имя так, для красного словца.

Лучше давайте поговорим о том, что мы имеем на данный момент. Да вы садитесь, Анна Михайловна... Коваленко уже не помочь, да и он сам не хотел помочь себе.

Аня с выражением оцепенелого спокойствия на лице села в кресло и посмотрела на полковника из-под полуприкрытых ресниц так равнодушно и слепо, что Свиридову отчего-то показалось: вынеси ей Платонов смертный приговор, она не вздрогнет, не шелохнется, только тяжелым презрением повеет от полуоткрытых неподвижных губ и всего этого застывшего бледного лица.

— Я вас внимательно слушаю, Петр Дмитриевич, — сказала она, — конечно, я понимаю, что вы в любой момент можете прервать разъяснительную работу, сочтя вашу слушательницу не в меру тупой для того, чтобы уяснить ваши хитрые умозаключения. И тогда мне не миновать участи Сергея и вот этих молодых людей. — Она не посмотрела в сторону Свиридова и Фокина, но не требовалось большого ума догадаться, что речь шла именно о них.

— Все не так печально, Анна Михайловна, — четко произнес полковник, задумчиво глядя на замершее посреди гостиной тело Коваленко, — мне нет необходимости вас убивать. Более того, вы могли бы быть мне полезны. При определенных условиях.

Аня пожала плечами.

— Все состояние Коваленко переходит к вам, не правда ли? — продолжал полковник.

— Половина.

— Тоже недурно. Одним словом, мы можем обсудить детали дальнейшего с вами сотрудничества, но это произойдет, скажем, через три-четыре дня. После того, как я, скажем, утрясу несколько моментов... Ну так как?

Хозяйка виллы несколько секунд помолчала, а потом облизнула губы и с легкой хрипотцой в голосе сказала:

— Что буду делать я эти три-четыре дня?

— Вы останетесь здесь. Вашей безопасности ничто не будет угрожать, я гарантирую.