Петля для губернатора - Воронин Андрей

"Да, – подумал Глеб, на опасной скорости ведя машину в сторону окраины, – выходит, сегодня я опять размажу по асфальту одну-две Вселенных… А Малахов-то прав, я становлюсь циником. Я так долго им притворялся, что, похоже, даже не заметил, как маска начала прирастать к лицу. Слова-то какие: маска, прирастать… Жалко, что на скорости сто двадцать километров в час нельзя как следует посмотреться в зеркало, полюбоваться собой, любимым”.

Он несколько раз свернул, до боли в глазах вглядываясь в дорогу, чтобы не пропустить нужный поворот. Фонари вдоль дороги поредели, потом правое заднее колесо со стуком, и плеском угодило в глубокую выбоину, окатив пустой тротуар фонтаном грязных брызг, машину швырнуло и занесло так, что Глеб с трудом справился с управлением.

Он понял, что центр остался позади, и сбавил скорость.

Мимоходом он подумал, что Небаба все-таки дурак. Кто же делает такие вещи ночью? Перевозить рабынь лучше всего днем, когда дороги забиты транспортом, а милицейские рации, захлебываясь хрипом, наперебой кричат об авариях, кражах и иных безобразиях. Сломанную ветку легче всего спрятать в лесу, и тот, кто хочет остаться незамеченным, нигде не будет в большей безопасности, чем в гуще миллионной толпы. “Да бог с ним, с Небабой, – решил Глеб – На каждого мудреца довольно простоты, а мне так даже легче. Хватит с меня охраны и кучи визжащих женщин Не хватало еще заботиться о том, чтобы ненароком не подстрелить кого-нибудь в толпе…"

Сотрудница отдела, которым управлял Малахов, неделю назад откликнулась на объявление Небабы и была завербована. На этот раз из-за нехватки времени Мирон Григорьевич до предела упростил процедуру вербовки, опустив такие излишества, как милицейские рейды и прочая чепуха наподобие необходимости выплачивать долги. У соискательниц без лишних разговоров отобрали паспорта и надежно заперли всех на подполковничьей даче, где они и просидели всю неделю, ожидая отправки. Все это время укрепленное под одеждой “подсадной утки” передающее устройство вело прямую трансляцию. Именно из этой трансляции полковнику стало ясно, что отправка вот-вот начнется, и он принял меры.

Город, по сути, уже кончился, но по обеим сторонам дороги бесконечной лентой тянулись какие-то поселки, промышленные зоны с нескончаемыми бетонными заборами, над которыми тоскливо маячили длинные припорошенные снегом крыши и какие-то ржавые остовы, мелькали слепящие пятна прожекторов, и снова начинались поселки с их утонувшими в черной щетине голых садов домишками. Глеб внимательно следил за указателями и, прочтя нужный, резко свернул направо.

Дорога здесь была неровная, с битым-перебитым, изломанным, как упавшая с шестнадцатого этажа плитка шоколада, асфальтом. Выбоины были до краев заполнены темной водой, мешавшей определить их глубину, и Глеб выругался сквозь зубы: если бы кто-нибудь потрудился предупредить его о том, какова здесь дорога, он бы совсем по-другому рассчитал время. А теперь…

Он покосился на часы и понял, что его машина погибла.

Если он хотел успеть, нужно было пошевеливаться, а не ползти, тяжело переваливаясь с ухаба на ухаб.

Поселок кончился, и вместе с ним кончился асфальт.

Фары “мустанга” вырвали из темноты полосу липкой грязи с блестевшими в колеях лужами и белевшими кое-где заплатками снега, которая в здешних местах именовалась дорогой. Криво изгибаясь влево, дорога ныряла в черно-белый лес. Недовольно фырча и взбрыкивая, “мустанг” сполз с асфальта. Глеб еще раз выругался и нажал на акселератор. Двигатель взвыл, жидкая грязь веером полетела из-под широких задних колес, и приземистая мощная машина, созданная для того, чтобы с запредельной скоростью нестись над гладким, как стекло, скоростным шоссе, с тяжелым громыханием запрыгала по ухабам. Глеб пытался лавировать, но это мало что давало. Амортизаторы стонали и кряхтели, в багажнике лязгало железо, тяжелая сумка с оружием на заднем сиденье вдруг подпрыгнула почти до потолка и с шумом обрушилась на пол. Машину в очередной раз швырнуло в сторону, и она с леденящим душу лязгом ударилась о торчавший у самой дороги мощный еловый пень. Глеб больно прикусил язык, посмотрел на спидометр и не поверил своим глазам: скорость едва достигала шестидесяти километров в час.

Он прибавил газу, внезапно поняв, как должен ощущать себя камикадзе, ведущий подбитый самолет прямиком на палящий из всех орудий вражеский линкор. Это было опасное сравнение, и, отбросив в сторону все посторонние мысли, Глеб сосредоточился на управлении автомобилем.