Победитель всегда прав - Гарин Максим

Парни переглянулись.

– Боже мой, с кем мне приходится работать! – бормотал Сагалович, присаживаясь возле сценариста и закуривая сигарету. – Бездарные любители, разве что Вероника немного одарена актерским талантом.

Начались съемки второй сцены.

– Вначале девушки испугаются, но потом желание близости должно стать обоюдным, – закатив глаза, верещал режиссер. – Вначале никакого насилия, но вы ведь люди молодые, постепенно распаляетесь.

– Что с третьей девкой делать, нас же двое? – поинтересовался один из парней. Он стоял, запустив руку в джинсы, и пробовал возбудить себя.

– Тебе должно быть мало одной девочки. И тебе тоже, – режиссер указал пальцем на второго парня. – бы постоянно должны делить ее между собой. Вы меняетесь партнершами.

– А мы? – спросила Вероника. – Может, я просто буду смотреть на все это?

– Это ор-ги-я, – по слогам произнес режиссер, – оргия. Выпускай голубей, – скомандовал он парню.

Паша флегматично снимал, Сагалович кривил губы, наблюдая за тем, что происходит на крыше. Ему не нравилось то, как играют любители, не было настоящего накала, настоящего желания. Все делалось как бы понарошку.

– В камеры не смотреть! – кричал Сагалович. – Камеры для вас не должно существовать, – и тут же бросался к Паше, понимая, что спасти положение могут только детали. – Старайся глаза их крупным планом не показывать, зато гениталии бери по максимуму. Вы не для себя работаете, а для камеры! – неистовствовал режиссер.

Наконец он устал и сказал:

– Делайте что получается, – а сам уселся рядом со сценаристом. – Как тебе?

– Голуби, по-моему, ничего получатся, – осторожно заметил Иван, разглядывая то, как птицы клюют якобы случайно рассыпавшийся из пакета одной из девочек попкорн.

Белоснежные голуби садились на шевелившиеся голые тела, взлетали, вновь садились.

– Голуби все дело и спасают.

И тут одна из птиц нагло нагадила прямо на плечо девушке. Та было дернулась, чтобы стереть птичий помет, но Сагалович замахал на нее руками:

– Не останавливайтесь! А ты, – крикнул он парню, – не должен замечать таких мелочей, ты увлечен. Размазывай, размазывай дерьмо! – режиссеру казалось, что он нашел чудесный кадр. – Все, – наконец выдохнул он, – перерыв на восстановление сил.

Солнце зависло не так уж высоко над горизонтом, какой-нибудь час-полтора – и оно скроется с глаз. Девушки уже вполне свыклись с наготой, они даже не стали одеваться, лишь набросили рубашки и сели кружком, чтобы перекусить.

– Зря ты эти сцены приплел, – сказал сценарист.

– Может, ты еще скажешь, что не ты их написал? – усмехнулся режиссер.

– Я написал, – неохотно согласился Карманов, – но по твоему настоянию. Хорошего кино все равно не получится. Мужики, которые подобную мерзость в бане смотрят, или подростки, без родителей собравшиеся отметить праздник, не разбираются в тонкостях, им только трахи подавай, все остальное для них лишнее.

– Может, ты и прав, – произнес Роман Сагалович, – но я не умею работать иначе. Для меня обязательна мораль в фильме.

Сценарист захихикал:

– Какая, к черту, мораль, если ты за секс с малолетками деньги получаешь?

– Художник должен уметь работать с любым материалом, – важно отметил режиссер.

Все остатки – пластиковые стаканчики от йогурта, бутылки из-под напитков, пакетики, бумажки – собрали в один большой мешок.

– Теперь вам будет посложнее, – ставил очередную задачу режиссер, – вы, – он указал на школьниц, – получили удовольствие от секса даже больше, чем хотели. Вам уже противна близость. Но парни только разошлись, и теперь их действия перерастают в насилие. Они заставляют вас заниматься гадостью. Вам противно, если кого-нибудь вырвет перед камерой, я буду только рад.

– Так в жизни не бывает, – вздохнул один из парней.

– Почему? – тут же повернулся режиссер.

– Мужчины быстрее устают, чем женщины, которым не надо прилагать для секса никаких усилий.

– Правда искусства всегда расходится с правдой жизни, – блеснул глазами Сагалович. – За работу! В ваших глазах, девочки, должны читаться отвращение, страх, ужас, отчаяние. Да, я понимаю, вам тяжело войти в роль, – режиссер морщил лоб. – Представьте себе, что за вами сейчас наблюдают ваши мамы, папы, дедушки, бабушки.

Девочки испуганно жались друг к другу.

– Вот-вот, – режиссер вытянул руку вперед, – сохраните это выражение глаз. Вы подчиняетесь насилию, а вы – вне себя от желания. Начали!