Волчий зарок - Серегин Михаил Георгиевич

Владимир спорить с адвокатом не стал. Это Степину, а не ему предстояло защищать Виктора и Изю в суде. И решать, как друзьям вести себя на процессе, предстояло именно ему. Именно поэтому Полунин не попал ни в один кадр фотохроники, когда репортеры бросились встречать Либерзонов, вошедших в зал суда.

Такими же фотовспышками было отмечено и появление Бережного. Полунин до этого не встречался с ним и постарался повнимательней рассмотреть его, с гордым видом шествовавшего к своему месту в зале. Владимиру показалось, что он где-то раньше видел Бережного. Но где именно, так и не смог вспомнить.

До заключительной речи Степина суд над Либерзоном больше походил на фарс. Раньше такие действа во дворцах юстиции любили называть «показательным процессом», и в случае с Виктором и Изей он мог бы удаться на славу, если бы не вмешательство Степина.

Скрупулезно изучивший дело адвокат смог все-таки найти лазейку и не позволить в этот же день вынести Либерзону обвинительный приговор. Степин отыскал в действиях следователей несколько процессуальных нарушений. И вот тут-то присутствие прессы сыграло злую шутку с организаторами шумихи вокруг суда над Либерзоном!

Дело в том, что найденные Степиным нарушения были столь незначительны, что в любой другой обстановке их попросту оставили бы без внимания. Но перед журналистами и телевизионщиками судья не отважился игнорировать претензии адвоката. Выслушав доводы Степина, он брезгливо поморщился, но все же провозгласил:

– Слушание дела откладывается. Следствию предписывается устранить все процессуальные нарушения и вновь явиться в суд. Следующее слушание состоится через неделю!

После этого в зале поднялся такой шум, что Полунин, сидевший несколько поодаль от Либерзонов, с трудом смог разобрать слова Изи.

– Всего неделя? Вы же обещали месяц! Господи, мы же ничего не успеем...

– Придется постараться, если хотите избежать тюрьмы, – развел руками Степин. – И радуйтесь хоть этой отсрочке. Большего для вас сейчас не сделал бы никто!

– Да, конечно, радуюсь, – пробормотал Изя. – Хотя звучит этот приговор так, будто мне вместо отрубания головы постановили отрезать ноги. По самую шею!..

Глава восьмая

Неделя до нового слушания дела Либерзона в суде, выигранная Степиным, пролетела, словно один миг. И адвокатом, готовящимся к новой защите, и Полуниным, пытавшимся отыскать доказательства невиновности Виктора, было проделано за это время немало. Но их усилия оказались тщетны.

Владимир всю неделю метался по городу, пытаясь отыскать хоть одну ниточку, ведущую к Бережному. Он разговаривал с родными и друзьями погибшего Чернова, чтобы найти хоть какие-нибудь факты, подтверждающие его участие в афере, или хотя бы выйти на того мистического «мастера по ремонту пишущих машинок», который продал Либерзону машинку, на которой был напечатан фальшивый договор.

Но Полунин узнал только то, что за несколько дней до смерти Чернов принес домой довольно большую сумму наличных и заявил, что переходит на новую работу и уже получил аванс. Владимир не сомневался в том, от кого получил деньги Чернов, но доказать это было невозможно. Бывший однокурсник Либерзона держал в строжайшей тайне новый источник дохода и лишь однажды обмолвился жене, что скоро они будут по-настоящему богаты.

Ничего не принес и поиск Мороза. Уголовник, принимавший участие в покушении на Полунина, словно в воду канул. Ни Пеплу, ни Мирону, которому Полунин дважды звонил, никак не удавалось его отыскать. Было очевидно, что Мороз залег на дно и в ближайшее время выбираться из своей берлоги не собирается. А за три дня до суда Полунин получил новый сюрприз.

Нога Владимира почти зажила, и он теперь водил машину сам. В это утро он сел за руль подержанной «шестерки», которую купил Либерзону на одном из тарасовских авторынков взамен расстрелянной во время покушения. Изя попытался отказаться от машины, но Полунин проявил настойчивость. Вот только ничего лучше «Жигулей» шестой модели всучить Либерзону ему не удалось.

– Если уж вы, Володя, так ратуете за справедливость и хотите возместить мне убытки, то и приобретайте машину той модели, что брали у меня, – раздраженный настойчивостью Полунина проговорил Либерзон. – Ничего другого я не приму.

Изя после суда постоянно находился во взвинченном состоянии и часто срывался на откровенную грубость, но Владимир не обижался на старого друга. Полунин понимал, что творится в душе Либерзона. Последние надежды Изи на благополучное завершение дела таяли с каждым днем, а до торжества закона, обещанного ему Полуниным, было ой как далеко!