Контрольная молитва - Серегин Михаил Георгиевич

И только теперь, спустя годы, отец Василий вдруг осознал, что именно происходило с Железным Кэпом. Потому что то же самое теперь происходило и с ним. Отец Василий, как никто другой, понимал, сколь хрупко это дарованное Господом телесное вместилище и как легко потерять этот дар. Нет, он не строил иллюзий и прекрасно понимал, сколь обманчива эта телесная жизнь, заставляющая человека забывать о Жизни Истинной, но он честно признавал, что еще недостаточно крепок духом, чтобы уметь вовсе не считаться с жизнью телесной.

Все лучше и лучше понимал он, сколь много мужества нужно иметь, чтобы исповедовать Истину. Маленькое, даже еще не ставшее человеком существо жило внутри его Олюшки. И это очередное чудо Господне, сотворившего из ничего что-то, способное расти и развиваться, а потом и любить, и страдать, совершенно изменило его отношение к жизни. Отец Василий был переполнен самыми противоречивыми чувствами, порой благостными, а порой странными, пугающими его самого.

* * *

Он проснулся, как всегда, в пять утра. Поднялся как можно тише, чтобы не потревожить ненароком ее… Но чутко спавшая рядом Ольга все равно поднялась вместе с ним, чтобы накормить, а затем и проводить мужа на службу.

Отец Василий ел, а сам нет-нет да и посматривал в ее сторону, пытаясь постепенно привыкнуть к мысли, что их скоро станет трое. Пока не получалось.

– Как там Алешка? – озаботилась внезапно Ольга.

Отец Василий хмыкнул. Все прошедшие сутки диакону Алексию приходилось отдуваться в храме одному. Младенцев-то ладно, все равно крестить принесут, но службы! Хорошо еще, что венчания по графику не было.

– Управился, думаю, – покачал головой священник. – Хотя я, конечно, согрешил…

– Что вы, батюшка! – не согласилась Ольга. – Какой ваш грех? Я слышала, в Покровске священник три дня в храме не появлялся, и ничего!

– Скажешь тоже! – фыркнул отец Василий. – Что же мне теперь, на него равняться?

– Что вы, батюшка! Я совсем не то хотела сказать!

– Знаю, – вздохнул отец Василий и прижал теплое Ольгино тело к себе. Ему было как никогда хорошо…

– Вы, батюшка, сварщиков когда пригласите? – нарушила наступившую романтическую тишину супруга, и отец Василий рассмеялся ее неуничтожимому женскому практицизму.

– Не волнуйся, Олюшка, сегодня же и приглашу.

* * *

Идя в храм на службу, отец Василий так же, как делал это каждый день, прошел вдоль трассы мимо поста ГИБДД, мимо стоянки грузовиков, мимо закусочной Анзора и конкурирующего с ним кафе Ивана Петровича.

Люди здоровались с ним, словно ничего и не произошло, и отец Василий облегченно улыбался. Даст Бог, и прихожане никогда не узнают о неуместных для такого сана приключениях поселкового священника и у них не будет лишнего повода усомниться в правильности идущих через него слов Спасителя.

Отец Василий шел и чувствовал, как страшное напряжение, державшее его в своих когтистых лапах все эти дни, постепенно уходит, а все его существо постепенно наполняется радостью бытия.

Когда священник подошел к храму, молодой диакон Алексий уже ждал его.

– Батюшка! – радостно кинулся он навстречу. – Я вам звонил-звонил, звонил-звонил! А вас все нет и нет!

– Управился без меня? – наклонил голову отец Василий.

– Еле-еле! – шумно выдохнул Алексий.

– Вот и молодец! – похвалил помощника священник.

– А где вы были? – обиженным голосом спросил диакон. – Неужели у милиции снова что-то произошло?

– Угадал, – кивнул священник. – Вот и пришлось задержаться.

– Я все сделал, – жалобным голосом затараторил Алексий. – Но младенцев-то я без вас никак окрестить не могу. Пришлось назначить им на сегодня.

– Вот и умница! – снова похвалил диакона отец Василий. – Что бы я без тебя делал?

– Не смейтесь, батюшка! – не поверил в искренность похвалы диакон. – Неужели я своего места не знаю?

– Очень хорошо знаешь! За то и хвалю.

Заутреня прошла на большом душевном подъеме. Местные старушки – завсегдатаи всех его служб – благостно улыбались, завидев, наконец, своего батюшку, да и сам отец Василий чувствовал себя по-особенному, так, словно вернулся домой из далекого и бессмысленного похода.

После службы он исповедовал и причастил двух обратившихся в веру девушек и засел за документы вместе со своим бухгалтером. Но, чтобы до мельчайших деталей просчитать все предстоящие до конца года расходы, пришлось посидеть часа два. Бухгалтер – зрелая, глубоко верующая женщина – в принципе не шла ни на какой риск и, разумеется, была права. Лихачество в столь ответственном деле, как финансы, вещь абсолютно неприемлемая.