Мастер кулачного боя - Серегин Михаил Георгиевич

Глава 11

Таксист опорожнил рюмку водки и, по-купечески крякнув, отправил в рот тартинку с черной икрой. Щадящее освещение скрадывало дефекты его покрытой глубокими оспинами физиономии. Его глаза, точно два бурава, вонзились в сидящую напротив девушку.

Она была красива, худа, угловата и, несмотря на легкий загар, бледна. На вид ей можно было дать лет двадцать, не больше. Ее тонкое лицо не выражало ничего, кроме усталости и отвращения. Было заметно, что она «под газом». Серебристое платье девушки состояло сплошь из изогнутых пластиковых звеньев, под которыми угадывалась прозрачная ткань. Короткие черные волосы, широкой волной зачесанные назад, открывали лоб и переходили у висков в робкие завитки.

Таксист еще раз попробовал заглянуть в ее темные, искрящиеся холодной ненавистью глаза и, не найдя в них отклика, перевел тяжелый взгляд на Димана, плечистого молчаливого «телка», с тупым и покорным видом наблюдавшего за разладом своего шефа и «соплячки», как брезгливо и пренебрежительно называли про себя зазнобу Таксиста его верные сатрапы.

– И чтоб больше к Зойке ни ногой! – взревел Таксист, но тут же умолк и принял отчужденный вид.

Он кивнул Диману, и тот плеснул ему в рюмку «Столичной». В зал полился сладковатый тенор Баскова.

– Ну, – грозно посмотрел на девушку Таксист, – пить будешь? Или домой?

– Буду, – исподлобья взглянула на него девушка и протянула руку к стоявшей поодаль рюмке.

На этот раз другой «телок» схватил бутылку «Столичной» и поспешил наполнить рюмку «соплячки». Таксист сердито чокнулся с девушкой.

– За нас, – лениво процедил он и одним махом выпил водку, запрокинув голову.

Девушка сделала быстрый глоток, поморщилась и поставила рюмку на коричневую, в золотистых нитях скатерть. Потом ковырнула вилкой в тарелке и поднесла ко рту кусочек перченой баранины.

– Хорошо-о, – расплылся в блаженной улыбке Таксист. – Че такая кислая? – грозно свел он брови на переносице. – Специально, поди, сотовый посеяла… Думала, я тебя не достану, – захохотал он. – Не прошло – не вышло! – торжествующе изрек он.

Его лицо вдруг приняло жесткое, презрительное выражение. Он оттопырил нижнюю губу, не глядя пошарил рукой по скатерти, нашел пачку сигарет и скосил глаза на Димана. Тот взял со стола золотую зажигалку и дал шефу прикурить.

– Ну, че молчишь? – На невыразительных губах Таксиста заиграла ехидная улыбочка. – Не нравится тебе жизнь твоя? Может, тебя на исправление отправить?

В глазах девушки сверкнула такая неприкрытая ненависть, что Таксиста передернуло, и он зашелся в тираде:

– Или ты любишь, чтоб с тобой нянькались, а? Я вот Диману прикажу, он тебе такую колыбельную споет… – загоготал он, ловя краем глаза отсветы ухмылок на лицах «телков».

Девушка из последних сил пыталась изобразить гордое презрение, но ее глаза застилали слезы.

– Поплакать решила? – злорадно полюбопытствовал Таксист. – Мне, знаешь, такие тихони не нравятся – нету с ними кайфа.

– Ну тогда я не пойму, что ты ко мне прицепился. – Девушка резко поднялась из-за стола.

Вскочил и Таксист.

– Сядь, сука! – Он опустил свою мускулистую лапищу на ее хрупкое плечо, вдавливая в кресло с высокой прямой спинкой.

– Надоел, надоел, надоел. – Девушка забила кулаками по столу. Ее лицо бороздила гримаса боли и ненависти, по щекам текли слезы.

– Фу-ты, истеричка, – брезгливо выпятил губы Таксист. – Собирайся, не хрена настроение портить! Как тебе этот пидор? – обратился он к Диману, ткнув пальцем в темнеющую глубину зала.

– Кто? – не понял тот.

– Да этот, блин, Паваротти русский?

Диман пожал плечами.

– А по-моему, не катит он ни хрена, – осклабился Таксист. – Зато тетка Нюра от него балдеет. Не домработница, а меломанша какая-то!

– Я хочу уйти, – вся сжавшись, но тем не менее упрямо заявила девушка.

– Сиди еще, – царственным жестом приказал Таксист, – дай послушать. Не-е, – мечтательно протянул он, – по мне лучше цыган в кабаке ничего быть не может! Ты как думаешь? – обратился он к другому «телку».

Тот молча кивнул.

– Ты дашь мне уйти? – еще больше насупилась девушка.

– Щас все пойдем, – несговорчиво усмехнулся Таксист, – и нос не задирай. Вспомни, чьи шмотки носишь, чьи балыки кушаешь!

* * *

На стоянке и перед входом в «Золотой рог» царило какое-то празднично-пьяное оживление. Подъезжали и отъезжали крутые тачки, сверкая хромированными молдингами и отполированными окнами. На тротуаре, у дверей, оживленно жестикулируя и нарочито громко смеясь, перебрасывались шуточками полдюжины клиентов ресторана, среди которых была всего одна женщина.