Бешеная - Бушков Александр

– Рыжая, ты там поделикатнее…

– Помню, – невесело рассмеялась она. – Ногами не бить и сроком не угрожать.

– Я серьезно.

– Вы что – боитесь?

– Сопля ты еще, – сказал шеф, поглаживая печально обвисшие усы. – Я бы тебе, конечно, мог сказать, что деликатность нам тут необходима как орудие производства – с целью наиболее эффективной разработки нового участка работы… Ты бы это проглотила?

– Не-а. Это, конечно, правда, но процентиков этак на пятьдесят.

– Все же моя школа… Видишь ли, Рыжая, не боюсь я этого сутенера ни капельки. В первую очередь оттого, что никто его, если вскроется что-то серьезное, активно защищать не будет. Не тот случай. Большие люди не любят мелких неприятностей. Спишут его в расход, сдадут, как ненужную карту в покере, и появится другой, половчее… Просто, видишь ли… Переть бульдозером есть смысл на явление, которое ты в силах полностью искоренить или хотя бы нанести ощутимое поражение. А с проституцией как ни боролись за всю писаную историю человечества…

Ну вот, проценты правды увеличились примерно до восьмидесяти…

Даша прищурилась:

– Ежели так рассуждать, нам бы оставить в покое и наркоту, и бандитов, а? Тоже как-то не искореняются полностью, как ни топчи след…

– Ладно тебе ерша в заднице изображать, – шеф вздохнул вовсе уж тяжко. – Ну да. Дипломатия. Просили меня… не заострять и не будировать. Если не будет серьезного криминала. Ты ни на что, в роли старшего группы будучи, глазыньки свои синие не закрывала? Не первоклассниц в позы ставят, в самом-то деле, и не силком заманивают, по печенкам стуча…

– Да я понятливая, – сказала Даша, ощутив во рту привкус прогорклого хозяйственного мыла. – И комсомольским задором разоблачать все и вся не горю…

– Ну вот, ты меня и не подводи. Любой начальник, понимашь, в наши грустные и непонятные времена обречен быть дипломатом. Изредка. Шта?

– Ага, везде одно и то же, а в Лондоне еще и туманы… Не подведу. Честное пионерское.

Она вылезла и, заранее придавая лицу выражение полного безразличия, направилась в салон. И утешала себя одной бесхитростной мыслью: рано или поздно в такой ситуации оказывается любой сыскарь от Аляски до Антарктиды. Взять хотя бы парижский «розовый балет»…

Приемная – живые цветы в керамических горшочках на фигурной металлической решетке, мозаика, чистейшие зеркала. Куколка с безупречно нарисованным личиком, в накрахмаленном белом халате, выглядевшем даже чище, чем намеренья «Тибета», тут же поднялась из-за темно-алого стола в форме подковы, ослепительно улыбнулась:

– Слушаю вас, госпожа.

– Мне нужен доктор Усачев, – сказала Даша, искренне надеясь, что тон у нее дипломатический.

Улыбка и глаза ничуть не потускнели, но что-то в них неуловимо изменилось – Дашу мгновенно уценили. Без особого презрения, конечно, – она просто перешла из престижной категории в другую…

– Вам назначено?

Даша молча опустила веки, не дав себе труда кивнуть. Видимо, кукла нажала хитрую кнопочку – из глубины освещенного приятным мягким светом коридора как-то очень уж кстати появился широкоплечий мальчик при костюме и галстуке – но вот фейс у него определенно был ольховский.

– Проводите к господину Усачеву, – и кукла потеряла к Даше всякий интерес, вторично титула «госпожи» уже не удостоив.

Кабинет оказался небольшой, но уютный, выдержанный в разных оттенках янтаря. Небольшая книжная полка, огромный круглый аквариум с яркими вислохвостыми рыбками, безостановочно жевавшими несуществующий чуингам, что твои качки. На стенах маленькие сибирские пейзажи с соснами, сопками и половодьем жарков.

Доктор вышел из-за стола, галантно помог Даше снять пуховик, пристроил его на вешалку, невероятно радушным жестом указал на мягкое кресло. Она села, покосилась на оказавшуюся рядом большую кушетку – так и подмывало спросить, не на ней ли сдают вступительные экзамены смазливые кандидатки. Доктор, перехватив ее взгляд, пояснил непринужденно, не моргнув глазом:

– Знаете ли, у западных психоаналитиков, особенно в Штатах, заведено укладывать пациентов на кушетку. Вы уютно устраиваетесь, расслабляетесь и начинаете говорить, постепенно добиваясь плавного и откровенного потока сознания… Японцы применяют схожий метод, «дзуйхцу», но у них следует излагать поток сознания на бумаге…

– Каллиграфически? – в самый неподходящий момент перебила Даша. С удовольствием отметила, что сбила его с мысли. И невинно закончила: – У них же целое искусство – иероглифы…