Дикарка. Неизвестный маршрут - Бушков Александр

– Невинность нашарили, атаман? – захохотал кто-то.

– Ни черта! – откликнулся атаман. – Все разработано в лучшем виде.

Ясно стало, что быстро от него не отделаешься. Атаман насиловал Марину неторопливо и размеренно, с самодовольной улыбкой глядя в лицо под громкий смех зрителей, комментировавших процесс в самых похабных выражениях.

Второй проворно встал на колени лицом к атаману, грубо и цепко стиснул груди. Конец тыкался ей в лицо, нашаривая рот. Нашарил, проник, заработал ожесточенно. Атаман, наконец, закончил и отвалился, его проворно сменил второй, действуя гораздо торопливее и грубее, злым шепотом командуя:

– Подмахивай! Что лежишь, как бревно?

А не потерять ли мне сознание? – подумала Марина. И, громко застонав, замерла с закрытыми глазами. Особых выгод это не принесло. На всех троих обрушилось ведро теплой воды, и кто-то обрадованно вскрикнул:

– Оклемалась! Моргает! Наяривай, Семен, люди ждут!

И ее продолжали обрабатывать с двух сторон. Когда на нее навалился четвертый, а рот разжал отдохнувший атаман, Марина уже чувствовала себя скверно, моталась, как кукла, закрыв глаза и глухо вскрикивая. Сознание туманилось, хохот и похабные реплики доносились словно издалека. Почувствовав, что тяжесть на нее больше не давит, а рот пуст, Марина блаженно отдышалась. Досталась же профессия, вяло подумала она, распростершись на одеяле. Беда только, что сменить эту профессию на более спокойную не тянет, за конторским столом еще хуже, хотя и безопаснее...

Она ощутила, что ее бесцеремонно поднимают на ноги, открыла глаза. Почти не играя, протянула жалобно:

– Может, хватит?

– Тихо ты! – толкнул ее кто-то в спину. – Веселимся так веселимся...

Атаман сидел на торце лавки, ухмыляясь, манил:

– Ну, иди сюда, красивая, еще разочек...

Марину толкнули прямо на него, он ловко подхватил девушку, завалил ее на себя, опускаясь навзничь на лавке, сжал груди, вошел столь же умело. И тут же кто-то пристроился сзади, крепко стиснув бедра. Марину пронзила нешуточная боль, она закричала и дернулась, но остальные прижимали ее за плечи с двух сторон, хохоча при каждом ее вскрике. Она громко охала от боли, но потом в рот вновь вторгалась напрягшаяся плоть, и Марина лишь глухо стонала, обмякнув и безвольно двигаясь, пока ее насиловали с резкими выдохами, уже деловито молча, выворачивая ее голову то вправо, то влево, чтобы каждый урвал свое.

Потом она потеряла сознание по-настоящему.

Возвращение к действительности вопреки обычным рефлексам получилось отнюдь не мгновенным. Она не сразу поняла, где находится. Понемногу стала соображать, что лежит на жестких досках, привалившись к ним щекой, над головой тускло мерцает светильник, все тело болит, полное впечатление, что ее разорвали пополам. Хорошо хоть оставили в покое.

– Затрахали девку, – послышался над ней голос Татьяны, ничуть не укоризненный, скорее, игривый. – Из ушей течет...

– Да ну! – откликнулся атаман. – Поиграли маленько! Полежит и очухается. Крови нет, все чистенько. Мы ж не звери... Да и она не дите, все умеет.

– Стыда у тебя нет, – без особой укоризны сказала Татьяна. – При законной супруге...

– Танюша, когда еще подвернется такой случай? Чистенькая, городская девка? Можно разок похулиганить. А если хочешь, я и тебя прямо тут отдеру.

– У тебя и не встанет после таких забав...

– Обижаешь...

Последовала недолгая возня, шум падающего тела, Татьяна ахнула, застонала, совсем рядом с Мариной послышались размеренные выдохи, протяжные женские стоны… Продолжалось это довольно долго, так что Марина успела совершенно прийти в себя, но продолжала лежать, притворяясь, что еще валяется в беспамятстве.

– Вот так, – сказал атаман удовлетворенно.

– Стыда у тебя нет, даже не помылся после этой бляди...

– А так оно интереснее! Ладно, вставай.

– Слушай... Что ты с ней делать собираешься? Может, проще всего – головой в болото? Питерская как-никак, не получилась бы неприятность...

– Татьяна! – укоризненно сказал атаман, понизив голос. – Красивая ты у меня баба, и умелая, но вот хозяйственной жилки у тебя нет. Приходится мне думать за двоих... В болото ее опустить нетрудно. Но это будет бесхозяйственно. Пусть денек полежит, оклемается, а потом мы ее отвезем за перевал и продадим узкоглазым. Девка ухоженная, дадут за нее прилично, это не наши гусыни. А уж от них она в жизни не вырвется, есть у них способы...

– Пожалуй... А куда ее пока?