Вторжение - Серегин Михаил Георгиевич

– Никто вас кормить не станет! – резко оборвал его Конюхов. – Заткнитесь!

– Да вы… Да что вы себе позволяете, милиционер? – выпучив глаза, завопил Хамлясов.

Он взмахнул рукой, словно намереваясь влепить Конюхову пощечину. Тот холодно взглянул на него и, не вставая, сильно толкнул в грудь. Хамлясов охнул и сел в костер. Взметнулись искры. С диким криком Хамлясов выпрыгнул из костра и принялся кататься по траве, пытаясь потушить дымящиеся брюки. Мачколян пришел к нему на помощь и сбил огонь.

– Что здесь, черт возьми, происходит? – раздраженно спросил Грачев, глядя то на страдающего профессора, то на ползающего по земле Гессера, то на насупленного Конюхова.

– Видели шар над лесом? – вопросом на вопрос ответил Конюхов.

– Ну?

– Кажется, я раскрыл загадку этого удивительного явления, – ухмыльнулся участковый. – Оказывается…

Поделиться своим секретом он не успел, потому что вдруг заворчал и насторожился Граф, а еще через несколько секунд зашелестели кусты, и в свете костра возникли две изможденные фигуры. Обе были в брюках, но в одной из фигур безошибочно угадывалась женская. Женщина едва держалась на ногах, и спутник заботливо ее поддерживал, но делал это явно из последних сил.

– Господи, да это же супруги Васяткины! – воскликнул Кузовков, бросаясь навстречу.

Глава 17

Прямо во сне Корнеева будто ужалило что-то. Охваченный неясной тревогой, он приподнялся на локтях и стал вслушиваться в послеполуденную тишину. Было очень тепло, но от близости болота и от голода его мучил постоянный озноб. Голова кружилась, и во рту стоял неистребимый привкус горечи. Помимо всего прочего, у них были и проблемы с водой. Корнеев уже и счет времени потерял. Ему казалось, что они торчат на островке целую вечность.

Слух его ничего подозрительного не улавливал – только равномерное гудение комаров, шелест листьев над головой и неприятные влажные звуки, доносившиеся с болота. Раздраженный до истерики, болезненно реагирующий на все Крупицын сказал про эти звуки, что «там будто кто-то сопли размазывает». И еще Корнеев услышал болезненное похрапывание спящих товарищей. Хотя караулить сейчас должен был Фишкин, он преспокойно заснул. Эта беспечность разозлила Корнеева, но во сне он про нее знать не мог. Значит, нужно было понять, что его могло напугать.

Самое страшное, что можно было здесь услышать, – это человеческие шаги. А если быть совсем уж точным, то шаги лесника. Этот человек сделался для них воплощением вселенского зла и кошмара. Да вообще вся эта история напоминала Корнееву кошмарный сон. Такого не могло случиться на самом деле. С каждым пробуждением он силился вырваться в нормальную реальность, но опять оказывался на занюханном островке, окруженном губительной трясиной, в самой атмосфере которого витал ощутимый запах смерти. Здесь и раньше погибали люди, а теперь та же участь должна была постигнуть их самих.

Корнеев полежал еще немного и растолкал Фишкина.

– А? Что? – всполошился тот, силясь открыть слипшиеся глаза. – Мне дежурить?

– Приехали, – сердито прошипел Корнеев. – Очухайся! Ты с двенадцати заступил, – он посмотрел на часы. – Через десять минут Крупицына очередь. А ты, выходит, все это время дрых, как сурок!

– Извини, Гриша, – смущенно пробормотал Фишкин. – С голодухи совсем сил не осталось, сам знаешь. Чуть расслабишься – сразу в сон шибает. Извини. Что-нибудь случилось, да?

– Не пойму, – тревожно сказал Корнеев. – Вроде спокойно, а что-то меня напрягает.

– Да от такой жизни мы скоро вообще чокнемся, – вздохнул Фишкин. – Надо что-то делать.

Тут завозился Крупицын – оказывается, он тоже проснулся – и зло сказал:

– Давно говорю – пойти и убить этого гада! Чистоплюев из себя изображаете! А то, что он нас здесь голодом заморит, вас не волнует? А на сучьях этих спать – это как? Удивляюсь, как мы до сих пор живы!

– Легко тебе говорить, Роман Палыч, – убить! – покачал головой Фишкин. – Я, например, никого в жизни не убивал, даже животных никогда. Как вот я пойду и так запросто убью человека? Не представляю!

– Зато он отлично представляет – как! – с горьким сарказмом заявил Крупицын. – У него рука не дрогнет всех троих прикончить, а потом еще и в болоте утопить. Корнеев сам видел.

Корнеев мрачно задумался. Действительно, он стал свидетелем безжалостного убийства. Эта кровавая сцена постоянно стояла у него перед глазами. Возможно, она и сейчас явилась ему во сне.