Бешеная - Бушков Александр

Она хотела отвлечься, оглушить себя по полной программе, до сладкого бесчувствия души и тела. Не было особой усталости и особых неприятностей – начальство, вопреки ожиданиям, над душой не стояло, поторапливало в меру, чисто по обязанности. Потому что новых убийств, слава богу, так и не последовало. И все, полное впечатление, ждут от завтрашнего сатанинского фестиваля великих открытий и несказанных достижений следствия (циник Славка придерживается мнения, будто все это оттого, что начальство насмотрелось западных ужастиков, где в канун полнолуния монстр обязательно выползает под выстрел). Как бы там ни было, невычисленный убийца разгуливал по городу – а это заноза, и нешуточная, неизвестность тягостнее поражения…

И вдобавок обормот Веласкес, на коего Даша все же возлагала мизерные надежды, ухитрился вляпаться в типично богемные неприятности. Дурную весть принес под конец рабочего дня Косильщик, неутомимо отрабатывавший этот сомнительный след. Насколько удалось реконструировать события, живописец, должно быть, решив отметить свой удачный дебют в качестве художественного эксперта уголовки, продолжил загульчик с прежним усердием. И в скверике возле киоска, где обычно пополнял запасы «Белого орла», ввязался в дискуссию с мордобойным финалом. И дискуссия, и финал для скверика были делом обычным – оттуда чуть ли не каждый день увозили калеченых, а то и холодных.

Веласкесу, правда, повезло – в категорию холодных он не попал, но порванная пинками селезенка и разбитая об голову бутылка (увы, не пластиковая от «Белого орла», а тяжеленная стеклянная из-под портвейна) прописали его в «тыще» надолго. Косильщик ходил мрачный и подозревал в случившемся злонамеренные, запланированные происки неизвестного врага. Правда, он не мог даже гипотетически обосновать, кто и как успел в столь короткие сроки узнать о визите художника в угро и сути его показаний – и оттого злился еще больше. Даша в происки не верила – мигом разысканный тамошний участковый (из той кремниевой породы деятельных участковых, что сохранилась еще по градам и весям России вопреки расхожему мнению и вылитым на милицию ушатам журналистских помоев) поведал, что художника знает прекрасно и считает его чем-то вроде ужаса тамошних мест. Несказанное число раз уличал в циничном распитии спиртного прямо под помпезным памятником бывшему вождю мирового пролетариата (вождь стал бывшим, но место-то продолжало числиться общественным), трижды засекал среди участников разогнанных участковым драк в том самом скверике, делал массу замечаний за нарушение тишины после двадцати трех ноль-ноль – и так далее, и тому подобное. Участковый чуть ли не матерился и заверял: будь это слесарь или грузчик, сидеть бы ему давно за казенной проволокой, но с творческими людьми вечные заморочки: голые девицы, к ужасу соседей мелькающие на балконе, всегда оказываются натурщицами, вышедшими покурить в промежутке меж сотворением шедевра, а нахальное распитие спиртного под памятником бывшему вождю еще совсем недавно могло при ближайшем рассмотрении обернуться демократическим митингом против тоталитаризма и рецидивов имперского прошлого, и любой мент, опрометчиво сунувшийся пресекать, мог угодить во враги перестройки со всеми вытекающими отсюда последствиями… Суровый капитан в конце заявил: по его глубокому убеждению, работник кисти и резца наконец-то доигрался, и удивительно просто, что неприятности на свою голову заполучил так поздно…

После его яркой речи, изобиловавшей массой конкретных деталей и шокирующих наблюдений, Косильщик немного сник и вслух говорить о загадочных врагах перестал – но тут же попросил Дашиной санкции на деликатную разработку банкирши. Даша немного поразмыслила и санкцию дала, благо следствие явственно застопорилось, и следовало на всю катушку использовать приданные кадры, заняв их хотя бы видимостью дела – иначе, господи спаси, прослышав об их простое, тут же отнимут, желающих выпросить подкрепление немало…

Глеб тем временем смотал кольцом разнокалиберные шнуры и запихал в ящик стола. Облегченно вздохнул, плюхнулся на диван и потянулся к Даше, уставившись недвусмысленно. Она, засмеявшись – искрение в крови приятно и неуклонно нарастало, – ловким пируэтом из разряда «уход от нападающего на крайне ограниченном пространстве» тут же уклонилась от смыкавшихся объятий, мгновенно оказавшись на другом конце дивана – надо сказать, в исполненной дразнящей грации позе. Вытянула руку, заслоняясь ладонью: