Черный - Устинова Татьяна Витальевна

Все цвета детектива

ЧЕРНЫЙ

Татьяна Устинова

Вот так история

Очень долго она промаялась в аэропорту, не понимая, что произошло и почему ее никто не встречает. Сто раз могла уехать на такси, но не уезжала, все стояла и названивала — зачем, если все равно никто не отвечает?..

Все было оговорено заранее — рейс, место, человек с табличкой.

«Не забудьте, на табличке будет написано название отеля и ваше имя. Вас доставят прямо на место. Ни о чем не волнуйтесь!..»

Она ничего не забыла, но ее никто не встречал!.. И телефоны не отвечали, как будто конец света наступил, и мобильной связи больше не существует. И вообще никакой связи не существует!..

— Фройляйн?

Она оглянулась. Какой-то аэропортовский служащий смотрел на нее участливо. Видимо, заметил, что она давно стоит, уставившись в стену и не отнимая от уха телефон.

Она взглянула и отвернулась.

Я все понимаю, но сейчас мне не до тебя. Ну, правда, не до тебя. Я не знаю, что мне делать. Здесь, во Франкфурте, меня должны ждать, встречать, книжная выставка сегодня открылась, и у меня завтра выступление на стенде, а я никак не могу уехать. Кажется, весь мир уже уехал и улетел по своим делам, а я все стою со своим мобильным телефоном, судорожно прижатым к уху, все звоню и звоню, и никто мне не отвечает!

Она заправила за ухо волосы, которые мешали и лезли в глаза. Всем хорошо известно, что у каждой женщины есть свой собственный пунктик помешательства, и у нее это были волосы — она ухаживала за ними изо всех сил. То ей казалось, что они утратили «блеск и жизненную силу», и тогда она покупала специальные средства для «блеска и жизненной силы», то вдруг мерещилось, что они как-то несанкционированно выпадают, и она кидалась принимать витамины. Витамины везли специально из Германии. Почему-то она всегда считала, что в Германии самые лучшие средства для ухода за волосами!..

Ее волосы безропотно все сносили и на самом деле были хороши — недаром давешний служащий принял ее за «фройляйн», хотя какая такая «фройляйн» в сорок-то лет?!

Телефон по-прежнему гудел унылыми гудками. Трубку никто не брал.

Должно быть, что-то случилось. Что-то непоправимое и ужасное, и ее никто не ждет в этом чужом и огромном городе.

Может, книжную выставку отменили? Впрочем, что за ерунда?! Франкфуртскую выставку не в силах отменить никто, должно быть, даже сам папа римский.

Вот интересно, папа римский пробовал когда-нибудь отменить книжную ярмарку во Франкфурте?!

Какая чепуха. Ужасная чепуха. Мне в голову лезут всякие глупости, потому что я не знаю, почему осталась совершенно одна в аэропорту и ни один телефон не отвечает, а меня должны ждать, по меньшей мере, десяток человек — издатель, редактор, переводчик, литературный агент, люди из международного отдела, журналисты, которые будут представлять в Германии мою новую книжку!

Волосы все лезли в глаза, и она заправляла их за ухо растерянным, беспомощным жестом. Человек, который все время наблюдал за ней из бара, понял, что паника почти накрыла ее с головой, и неторопливо поднялся из-за стола.

Теперь — он знал это совершенно точно — с ней можно будет сделать все, что угодно. Он знал, как она боится толпы, как ненавидит самолеты, аэропорты и неопределенность. Он знал, что она совсем не говорит по-немецки и ее беспокоит предстоящее выступление, которое должен переводить профессиональный переводчик.

Он знал о ней все — ну, или почти все! — и это знание давало ему определенную власть над ней. Сейчас, глядя на нее, растерянную и одинокую, обтекаемую равнодушной толпой, неловко приткнувшуюся к стене — прямо за ее плечом рекламный красавец с горными лыжами на плече предлагал всем угощаться некой минеральной водой, — он чувствовал эту власть особенно остро.

Ему не было ее жаль. Он точно знал, что будет дальше, и нисколько этого не боялся.

Она в последний раз набрала номер и последний раз прослушала серию унылых гудков. А потом вздохнула и огляделась.

Значит, придется все брать в свои руки и как-то выбираться самостоятельно. В конце концов, она не в Мозамбике, а в самом крупном и людном аэропорту старушки Европы, с ней здесь ничего не может случиться! По крайней мере, не должно.

Она так хотела, так мечтала, чтобы ее книжку представляли именно на этой, самой знаменитой европейской выставке, ей так нравилось думать, что вот и она стала настоящей писательницей, и все не зря, все сбылось, а тут вдруг… такая история!