Enigma - Харрис Роберт

В сентябре было потоплено девяносто пять судов. В ноябре девяносто три…

Потом были Фассон и Гразиер.

***

Вдали зазвонили башенные часы колледжа. Джерихо стал машинально считать удары.

— Все в порядке, старина? Что-то совсем замолчал.

— Задумался. Помнишь Фассона и Гразиера?

— Фассона и кого? Извини, не думаю, что когда-нибудь встречал.

— Нет. Я тоже. Никто из нас не встречал.

***

Фассон и Гразиер. Никогда не слыхал, как их зовут по имени. Старпом корабля и матрос. Их эсминец участвовал в захвате на востоке Средиземного моря подводной лодки U-459. Глубинными бомбами ее вынудили подняться на поверхность. Было около десяти часов вечера. Штормило, ветер усиливался. Как только оставшиеся в живых немцы покинули лодку, два английских моряка разделись и, освещаемые прожекторами, поплыли к ней. Подводная лодка с продырявленной снарядом рубкой уже дала осадку и черпала воду. Они достали из радиорубки пачку секретных документов, передав их подошедшей к борту абордажной команде, и только вернулись за самой Энигмой, как подлодка внезапно пошла кормой на дно. Они остались в ней — ушли на глубину в полмили. Обо всем этом Джерихо сообщил моряк в восьмом бараке. «Остается лишь надеяться, что смерть наступила раньше, чем они достигли дна».

С этими словами моряк достал шифровальные тетради. Это было 24 ноября 1942 года. После более девяти с половиной месяцев отсутствия информации.

На первый взгляд они вряд ли оправдывали гибель двух моряков: две брошюрки — «Краткая тетрадь позывных» и «Краткий метеорологический шифр», — напечатанные растворимой краской на розовой промокательной бумаге, которую радист должен бросить в воду при первых признаках опасности. Но для Блетчли они были бесценны, дороже всех сокровищ, поднятых со дна моря за всю историю. Джерихо даже теперь помнил их наизусть. Он закрыл глаза, и, словно выжженные на сетчатке, перед ним возникли знаки.

Т= Lufttemperatur in ganzen Celsius-Graden. — 28C=a.

— 27C=b. — 26C=c…

Подводные лодки ежедневно передавали сводки погоды: температуру воздуха, атмосферное давление, скорость ветра, состояние облачности… В брошюре «Краткий метеорологический шифр» эти данные сведены к полдюжине знаков. Знаки зашифровывались на Энигме, после чего сообщение передавалось с лодки по радио азбукой Морзе и принималось береговыми метеостанциями германских военно-морских сил. Метеостанции пользовались данными подводных лодок для составления собственных метеосводок. Через час-другой их передавали по радио с помощью стандартного шифра для трехроторной Энигмы — в Блетчли его могли дешифровать, — которым пользовались все немецкие корабли.

Это была задняя дверь, через которую можно было проникнуть в Акулу.

Сначала вы читали сводку погоды. Затем вводили ее обратно в краткий метеошифр, после чего оставалось лишь путем логических умозаключений найти текст, который вводился в четырехроторную Энигму несколькими часами раньше. Это была идеальная шпаргалка. Мечта криптоаналитика.

Но шифр по-прежнему не поддавался.

Дешифровщики, в том числе и Джерихо, каждый день вводили свои решения в «бомбочки» — огромные электромеханические вычислительные машины, каждая размером с большой платяной шкаф, шумевшие, как трикотажные станки, — и ждали ответа, чья догадка окажется правильной. И каждый день не получали ответа. Просто задача была слишком велика. Даже на расшифровку депеши, зашифрованной на трехроторной машине, могло потребоваться двадцать четыре часа, поскольку бомбочки с грохотом прокладывали путь через миллиарды перестановок. Четырехроторная Энигма, увеличивая их число в двадцать шесть раз, потребовала бы на расшифровку почти месяц.

На протяжении трех недель Джерихо работал круглыми сутками, а когда ухватывал часок-другой отдыха, в судорожных снах видел одно и то же — тонущих моряков. «Остается лишь надеяться, что смерть наступила раньше, чем они достигли дна… » Мозг, работавший за гранью усталости, болел физически, как болит перетруженная мышца. Начались провалы памяти. Лишь на несколько секунд, но это был достаточно грозный признак. Случалось, что Джерихо работал в бараке, наклонившись над логарифмической линейкой, как вдруг все вокруг мутнело и дергалось, будто в проекторе с зубчатки соскочила перфорация пленки. Он выпросил у врача немного бензедрина, но это привело лишь к резкой смене эмоций: вспышки бурной деятельности сменялись все более продолжительными спадами работоспособности.