Сорок имен скорби - Блант Джайлс

— Такой милый, — заметила Делорм. Она протянула руку и коснулась реденьких темных волос на голове мальчика. — Как вы его зовете, Самохвальчик?

— Самосвальчик. По-настоящему его зовут Дэннис, это в честь Выдриного отца, но Выдра его всегда звал Самосвальчиком. — Она стерла с лица ребенка следы пищи и подцепила на кончик ложки еще одну микроскопическую порцию. Маленькие пухлые пальчики схватили ложку и стали, не попадая, тыкать в голодный рот. — Когда я была беременная, Выдра все возмущался: «Не нужен нам ребенок! Нам нужно радио, настольная лампа, самосвал! Давай его так и назовем!» И мы в шутку так и говорили про него — Лампа, Самосвал… а теперь вот…

Кухня была полна детских запахов — присыпка, мокрые пеленки, отбеливатель для белья. Кардинал подумал, что никогда не видел картины печальнее, чем эта женщина с идеальными чертами лица, кормящая ребенка.

— Как поживаешь, Самосвальчик? — спросила Делорм, ероша ребенку мягкие волосы.

Впервые миссис Вуд взглянула прямо на Кардинала:

— Вы не могли бы уйти?

— Я? Хотите, чтобы я ушел? — Его застали врасплох. Он полагал, что в эту минуту она думает о чем угодно, только не о нем.

— Вы знали, что мой муж погиб, знали уже вчера, весь день. И вы все равно меня расспрашивали так, будто ничего не случилось. Будто это ничего не значит. И каково мне, по-вашему, после этого? — Сильная женщина, но голос уже дрожит.

— Простите, миссис Вуд. Я хотел получить информацию как можно быстрее.

— Из-за вас мне паршиво. Чувствую себя дерьмом. Не хочу вас видеть в своем доме.

Кардинал встал.

— Я допустил ошибку, — ответил он. — Дни были тяжелые, не смог все обдумать как следует. Простите.

Он вышел в боковую дверь, сел в машину, достал блокнот. Господи, какой же я скверный полицейский. Люди даже не подозревают, до чего скверный. Глупый просчет, неверная оценка ситуации, а в итоге потерял возможность полазить по Выдриному дому. Так никогда и не узнаешь, насколько бы это продвинуло расследование. Если дать возможность четвертому каналу ухватиться за это, получится шикарный материал.

Делорм появилась через полчаса.

— Бедная женщина, — сказала она, проскальзывая на водительское место.

— Она тебе дала все осмотреть?

— Да. Там особенно не на что было смотреть. Но я нашла вот это. — Она протянула ему конверт из плотной бумаги.

Кардинал вытащил пачку полароидных снимков, некоторые серии не были разделены на отдельные фото. Алгонкинский торговый центр, торговый центр на Эйрпорт-хилл и гипермаркет «Врата», все снято сзади.

— Я на них только глянула, — сообщила Делорм, — но, получается, он обрабатывал большие универмаги.

— Кажется, это не в характере Выдры.

— Насколько я знаю, он домушник. Больше мы его ни на чем не ловили. — «Врата» сняты всего один раз. А другие два — по многу.

— Он мог обойтись и без этих фотографий. Но, возможно, он снимал магазины, куда хотел залезть. Может, кто-нибудь его видел рядом. И кого-то, кто был вместе с ним.

43

Эрик Фрейзер закончил полировать «D-35» и повесил ее на держатель за прилавком. Это была одна из его обязанностей — раз в неделю наводить лоск на гитары, и он предпочитал ее работе за кассой или распаковке усилителей. Ему нравилось чистить вещи; приятно бездумное занятие позволяло мыслям течь туда, куда он разрешал им направляться: к острову, к заброшенному дому, к мальчишке в подвале у Эди.

— Почем у вас этот «мартин»? — поинтересовался толстый парень с усиками кота.

— Шестиструнная — три тысячи.

— А вон тот «гибсон»?

— Тысяча двести.

Эрик видел, что парню хочется попробовать сыграть, но не предложил ему. Алан не любит, когда люди трогают дорогие гитары, если у них нет серьезных намерений.

Юнец переместился к музыкальной литературе, и Эрик начал протирать «гибсон». Сам он никогда не играл на этих гитарах. Карл с Аланом были настоящие музыканты, и Эрику не хотелось демонстрировать перед ними свое неумение. Гитара Кийта Лондона, «овация», в прекрасном состоянии, лежит у Эрика дома под кроватью. Он взял было ее в руки, но из-за долгого отсутствия практики струны больно резали пальцы.

Вошла девочка и стала изучать постеры, пытаясь заучить песню Уитни Хьюстон. Лет двенадцать, волосы длинные, прямые. Как замечательно смотреть на нее без всякого желания: у него есть пленник, и для всего остального он сейчас непроницаем. Кэти Пайн повезло меньше. Эрик подумывал насчет Билли Лабелля, когда рядом оказалась Кэти Пайн, которая рассматривала инструменты для ансамблей, но ничего не купила. В тот момент, когда она вошла, Эрик почувствовал зов судьбы. Она будет принадлежать ему, и никто не сможет помешать.