Имя – Смерть - Малышева Анна

– Ты опять пропадешь!

– Никогда. Я поеду и во всем разберусь. Помнишь, как было с моей машиной? Помнишь, как ты переживала? А в результате все закончилось хорошо, машину мне вернули. Я же был не виноват.

Вот и сейчас будет то же самое.

– На этот раз у тебя не машину угнали… У тебя на квартире человека убили! Твою девушку!

Мать все еще продолжала говорить, но он ее с трудом понимал. Иван вдруг вспомнил о своем письме. Он написал матери о том, что его отношения с Танькой разладились, что жить вместе они уже не будут… Если это письмо увидят менты – будет улика против него Разве кто-то будет выяснять, что именно он имел в виду, когда писал эти слова?! Схватят за шиворот, заставят сознаться.

– Мам, послушай меня, только внимательно! – попросил он, пытаясь остановить словесный поток, который на него обрушился. – Я сегодня у тебя был Я оставил тебе письмо. Рядом с письмом – сверток Ты все это видела?

Спиной он чувствовал – Муха его очень внимательно слушает. Теперь она, конечно, удостоверилась, что деньги он спрятал именно у матери. Но ему было все равно. Не пойдет же она грабить мать!

Ей шагу за порог нельзя ступить!

– Я видела, я нашла… – ответила мать.

– В сверток смотрела?

После краткой паузы мать созналась:

– Да! Ваня, ты мне должен все объяснить. Откуда все это?!

– Мам, в письме сказано.

– Но это же не правда! Твой друг мог бы найти другое место! Пойти в банк! Если это честные деньги – чего он боится? А если нечестные – как ты мог принести их ко мне?

– Мам, так нельзя рассуждать. Честные, нечестные… Тут все нормально, я тебя не подставляю Это я полностью гарантирую! – Иван пытался убедить ее, при этом чувствуя – говорит совсем не то, что нужно, мать только пугается все больше и больше. – Мам, я очень тебя прошу – письмо сожги, а сверток прибери подальше. Можешь даже мне не говорить, куда ты его дела. Можешь его даже из дому вынести. Нет, даже лучше будет, если ты его куда-нибудь вынесешь. Только так, чтобы не пропало, чтобы можно было найти. Договорились? Главное, припрячь их, пока следствие не кончится… Сама понимаешь, если меня в убийстве обвинят…

– Я этого не буду делать, – упрямо сказала она, и тут он не выдержал:

– Знаешь что, ма?! Это уже беспредел! Другая бы мать помогала сыну! Другая бы поняла, что мне сейчас не нотации нужны, а помощь! Сама говоришь – меня опять милиция ищет! Хорошо будет, если они приберут денежки?! Хорошо, да? А между прочим, они не даром мне дались! Между прочим, я на них надежды возлагаю! Неужели нельзя понять? Неужели помочь невозможно? Ну, что мне дала твоя принципиальность, что?! Дома у меня нет, вот что она мне дала! Потому что не могу я жить с такой принципиальностью над головой, не могу! И никто не мог бы! И отец, наверное, поэтому ушел, от твоей принципиальности!

Он заводился все больше, слушая упрямую, потрясенную тишину в трубке. Он знал – мать никуда не ушла, она все слышит… Внезапно трубку у него вырвали. От неожиданности он не смог удержать ее.

– Не говори так с матерью, – сказала Муха, отводя трубку подальше и зажимая ее ладонью. – Ты чего хочешь? Чтобы она с приступом свалилась?

– Отдай трубку, медсестра недоделанная! – рявкнул он.

– На!

И не успел он понять, что случилось, как Муха изо всей силы ударила его пластиковой трубкой в темя. Удар был не столько болезненный (трубка была легкая, телефон новый, кнопочный), сколько неожиданный. Ударив его и отскочив, Муха аккуратно положила трубку и вышла из комнаты.

Иван постоял еще немного, ухватившись за книжную полку, висевшую над телефоном. Больно ему не было – таким пластиком не убьешь. Вот если бы в трубке были батарейки, как в пульте, тогда бы он заработал синяк. Он пытался найти в себе злость, распалиться, хоть как-то отреагировать. Но удивительно – это у него не получалось. Муха сидела или в другой комнате, или на кухне. Ее не было слышно.

Он мог бы сейчас пойти туда, вытащить ее на середину комнаты и так отделать… За все! За нападение на него в тот, первый вечер, за угон машины. За Серегу! За Серегину бабку, которая была более сговорчивой, чем его собственная мать… За проблемы. За расходы. За бесконечное вранье, за недавнюю истерику. За вмешательство в его семейные дела. За этот последний удар, наконец.

Но он не мог двинуться с места. Не мог и не хотел. Он качнулся и потерся лбом о ребро книжной полки. Вздохнул так, будто ему не хватало воздуха.