Чаровница для мужа - Арсеньева Елена

И победоносно огляделся.

– Логика правильно подсказывает, — кивнул Панкратов. — Конечно, мы поговорим с вашими соседями, но дело в том, что… Никто из вас внимания, наверное, не обратил, а между тем… — И он показал на коврик, лежавший под дверью пятнадцатой квартиры, где некогда жила Болдырева.

Коврик был старенький, плохонький, вытертый, в незапамятные времена сплетенный из разноцветных тряпочек, а теперь какой-то неопределенно темно-грязный. Он лежал небрежно скомканным, а когда Панкратов его чуть сдвинул, оказалось, что он прикрывает небольшую лужу крови. Ну, лампочка на площадке не горела, как уже было сказано, поэтому раньше никто ничего не заметил.

Женщины взвизгнули. Павел Николаевич охнул.

– Та-ак… — протянул сдавленным голосом Сережка. — Значит, здесь его застрелили, а потом уволокли к мусоропроводу и пристроили в позе спящего? Но странно, что крови довольно мало и здесь, и на лестнице вроде нет… во всяком случае, я не видел, а кто-нибудь видел?

Скобликовы и Ольга Ивановна в один голос подтвердили, что никаких кровавых пятен не заметили.

Панкратов снова кивнул. Он им верил. Убийца Алексея Семикопного был весьма хладнокровен и расчетлив. Кроме того, он обладал недюжинной силой. Он внезапно выстрелил в сердце парню, конечно, не ожидавшему, что его станут убивать, немедленно подхватил падающее тело и буквально одним прыжком оттащил его к мусоропроводу. И успел уложить в позе спящего, да еще и заткнул при этом рану толстым, видимо, заранее приготовленным тампоном. И это средь бела дня! Вероятно, убийца очень хорошо знал, что в такое время подъезд практически пуст. Видимо, именно потому он и запланировал убить Семикопного именно днем, чтобы обеспечить себе алиби.

Панкратов не сомневался, что имеет дело с тщательно спланированным убийством. При свете фонарика он уже разглядел на одной ступеньке мелкую, почти невидимую россыпь кровавых капелек. Все-таки убийце не удалось вовсе оберечься, кровь из раны текла. Наверняка можно будет найти следы и вытертой крови. Но то, что больше всего ее под дверью пятнадцатой квартиры, свидетельствовало, что Семикопный шел именно сюда. Он позвонил или постучал, ему открыли — и прикончили выстрелом в упор. Его ждали. Его ждал кто-то из тех, кто снимал эту квартиру, а может, просто близкий к ним человек, который мог забрать ключ у временных жильцов. Семикопного готовились убить. Каким-то образом заманили сюда — и убили. Все продумано, все рассчитано… Все сделано очень чисто!

Одно беспокоило Панкратова в этом «чистом» убийстве: лужа под дверью. Человек, который тщательно затирал брызги на лестнице, почти не позаботился о том, чтобы скрыть лужу под дверью. Бросил на нее половичок, ну и что? Чистая случайность, что никто из соседей крови не увидел. Убийца, каким уже представлял его себе Панкратов, не мог допустить такой небрежности. То есть сначала он приготовился тщательно замести следы, а потом плюнул на это дело. Почему? Или его что-то спугнуло?

Может быть. А может, он просто не сомневался, что его никто не найдет.

Панкратов нахмурился. Погано, если так… очень может быть, что он не имеет никакого отношения ни к сдаваемой квартире, ни к ее жильцам. А если так, искать его придется долго. Очень долго. И не найти никогда.

В самом деле, куда уж поганей!

И все равно — необходимо проверить тех, кто эту квартиру снимал, круг знакомых, знакомых их знакомых… Кто-то из них связан с Семикопным. Значит, нужно найти, каким образом связан. То есть жизнь Алексея Семикопного должна предстать перед следователем Панкратовым как на ладони. Ее придется прочитать, как книгу, чтобы найти того, кто поставил в конце этой книги свинцовую точку.

«Если бы я был писателем, — с иронией подумал Панкратов, — я бы фигню про свинцовую точку непременно записал бы в блокнотик. У меня и блокнот есть… Только не для того, чтобы красивенькие фразочки записывать, а чтобы работу работать».

– Извините, позвольте, я запишу ваши имена-отчества и фамилии, — вежливо сказал он, доставая пресловутый блокнот и поочередно оглядывая собравшихся на площадке. И тут, совершенно не к месту, Панкратов вспомнил, что фразу про свинцовую точку он вовсе не выдумал, а в незапамятные времена вычитал у Вадима Кожевникова в его книге «Щит и меч».

Непонятным образом настроение, и без того бывшее дурным, еще больше испортилось.

Только собираясь назавтра на мастер-класс, Алена сообразила, что не знает, где именно он будет проводиться. Быстро перезвонила по телефону, по которому вчера регистрировалась, но никто не ответил. Наверняка адрес был указан в объявлении, но почему-то Алена не обратила на него внимания. Где же этот «Монитор»?! Ну да, поди найди тот ножичек… Понадобилось некоторое время, чтобы в огромных полиэтиленовых мешках, приготовленных к выносу на помойку и полных всякого теткиного старья, найти нужную газетку. «Серышева, 34», — прочла Алена и очень удивилась, потому что по этому адресу находились организации, менее всего имеющие отношение к аргентинскому танго. Книжное издательство, типография, редакция краевой газеты «Тихоокеанская звезда»… Впрочем, то были воспоминания многолетней давности, кто его знает, что наш бурный век сотворил с этими почтенными организациями, может быть, теперь на Серышева, 34 расположены парочка ресторанов, ночной клуб, стрип-бар и подпольное казино! А что? Легко, как говорится!

Однако, появившись на пересечении улиц Серышева и Джамбула, Алена не обнаружила в основательном сером здании никаких признаков разгульной жизни. И звуки танго, что характерно, ниоткуда не звучали. Кое-как ей удалось вызнать у охранника, что типографскую столовую переоборудовали в спортзал, и там вроде бы иногда проходят какие-то танцульки.

Он так и сказал — танцульки…

Алена, впрочем, не обиделась. Она привыкла — ведь часто слышала кое-что и похуже: и танцы-манцы, и танцы-за…цы, и танго-манго… впрочем, танго-манго — это был скорее комплимент. Она пошла искать старую столовую, обнаружила ее в полуподвале с другой стороны здания, где размещался вход в редакции, и вот тут-то и услышала звуки, от которых ее просто-таки холодок волнующий пробрал: танго! Звучало танго! Это было «El flete» в исполнении оркестра Д’Арьенсо. Алена любимые оркестры распознавала с полузвука, а Д’Арьенсо, конечно, принадлежал к числу ее любимых. Да и кто его не любит?! Классика есть классика!

Любят Д’Арьенсо не только потому, что у него очень красивая, необычная аранжировка, но и потому, что у его танго невероятно четкий ритм. Сильные доли, слабые доли, синкопы — все это улавливается и различается даже тем ухом, на котором некоторое время постоял медведюшка-батюшка. Поэтому эту музыку беспрестанно включают на уроках в начинающих группах. Да и в продвинутых тоже, впрочем. И на милонгах оно частенько звучит. Но и изучать под «El flete» основной шаг и ритмику аргентинского танго — самое милое дело. И Алена, едва услышав знакомую мелодию, даже задрожала от радости, что снова танго, танго, танго ее обнимает, нежит, прижимает к себе и ведет в салида крусадо, выводит, по-русски говоря, в крест… Быстренько уточню, чтобы не считали нашу героиню мазохисткой-стигматичкой (или стигматкой?.. Да какая разница!), что ничего мученического в упомянутом кресте нет, одна радость, и называется так одна из базовых фигур танго.