Форсаж - Харрисон Колин

– Bay, – сказала она. Потом шумно вздохнула и сказала своему отражению в зеркале: «О'кей», пытаясь убедить себя, что все прекрасно. А разве нет?

Никто не побеспокоил ее на выходе, даже не посмотрел в ее сторону, будто она шлюха. Швейцар в фуражке с серым верхом и белых перчатках кивнул и спросил, не нужно ли такси. Она сказала: «да», чувствуя себя немного как во сне. Вот она, сила денег, – тебе открывают дверь. Подъехало такси. Итак, она уложила в постель мужчину в летах. Сама эта мысль возбуждала. Она не сомневалась, что понравилась ему. Пришлось, правда, приложить усилия, чтобы расшевелить его, но потом он зажегся. Кристина почувствовала себя счастливой.

Такси пролетало по Пятой авеню, мимо проносились огни мид-тауна. Водитель удивился, похоже, услышав, куда она направляется. Из такого-то отеля? Она попросила остановиться на углу Восточной Четвертой улицы и купила продуктов в круглосуточном гастрономе. Войдя в подъезд, она нащупала ключ и, сонная, поднялась по лестнице. Дошла до своего этажа и увидела, что ее дверь открыта. Она замерла. Все другие были закрыты; за одной из них – 346 – расслышала звуки флейты, вроде индийской музыки, и вдохнула запашок гашиша. В коридоре никого не было. Судя по всему, никто не знал, что замок ее двери взломан. Что же случилось?

Она сделала еще один шаг. Может быть, стоило вернуться и разыскать домовладелицу? Но что взять со старухи? Она сделала еще два шага, попрежнему тихо. Тот, кто ее подстерегает, старается не шуметь. Она вытащила из пакета банку томатного соуса, чтобы швырнуть ее при необходимости, скинула туфли и заскользила по коридору. Все лампочки в ее комнате горели. Они все обшарили, но ничего не раскидали. Коробки с бумагами, принадлежащие Мелиссе Вильямс, были нетронуты.

Вдруг из ванной раздался звук. Она завизжала и швырнула банку с томатным соусом. Банка разбилась о стену, и на кафеле остались красные потеки. Она подождала. Ничего. Заглянула в ванную. Возможно, это миссис Сандерс приходила и забыла выключить свет – снимала показания с электрического счетчика. Что-нибудь в этом роде. И в тот момент, когда она закрыла дверь, увидела на ней фотографию, прикрепленную скотчем на уровне носа. На ней был изображен мужчина с подстриженной бородой, со страхом смотревший ей в глаза. Рик, это его лицо с какой-то опухшей, синеватой раной на щеке. Он что-то держал в руке и смотрел прямо в камеру, лицо потное, полумертвое. Теперь она разглядела, что он держал. Господи! Они ее отрезали. Его левую руку, выше локтя. На культе какой-то зажим. В правой руке он держал обрубок. Подойди ближе, говорили его глаза.

Теперь она поняла, несмотря на свой страх, что Рик был наказан за нее. Он вновь повернул ее жизнь, как она ни противилась, он навел людей Тони на ее след. Кристина почувствовала возвращение очень старого груза, который она несла до того, как ее арестовали. Груз был огромным, вроде свалки кирпичей. Она вспомнила, что когда увидела стены тюрьмы и колючую проволоку, мертвенные глаза женщин вокруг, то задумалась: если любовь приносит несчастье, нужно найти другой способ любить. Без ожиданий. Бедная Мейзи, она откликалась на малейшие знаки внимания с благодарностью иссушенной земли, на которую пролился дождь. Потом, когда Кристина научилась уживаться с другими женщинами и не конфликтовать, этот груз уменьшился. То, что она очутилась в тюрьме, не было их виной. Сейчас, глядя на ровный мокрый срез мускулистой руки Рика, помня, что новенькая визитка Чарли лежит в ее сумочке, а его семя – между ногами, она опять вернулась к горькой мысли: вот что вышло из моей любви.

Отделение «Скорой помощи» больницы Бельвью Восточная Двадцать седьмая улица и Первая авеню, Манхэттен

22 сентября 1999 года

Обширные посадки помидоров на ровно разбитых грядках, каждый куст аккуратно подвязан. Он идет вдоль них под солнцем, касаясь плодов размером с баскетбольный мяч. Они почти созрели, но некоторые все еще зеленые, их идеальные формы радуют его – ни один не помят и не поврежден насекомым. Когда он просовывал нос сквозь плети и всматривался в помидоры, касаясь ресницами их тугой кожицы, мог видеть, что происходит внутри, как будто это прозрачные шары. К его радости, в каждом было воспаленное лицо его матери. Рот приоткрыт, едва дышит. Она повязала носовой платок вокруг седеющих волос. Один глаз почти закрыт, как у куклы, веки отяжелели и нависли. Привет, Рики, малыш. Мамочка сегодня устала. Она улыбнулась притворной улыбкой, которая означала, что ему нужно искать внимания и ласки в другом месте. Ей было не до этого, она умирала. Твоя мать очень больна, сынок, мы должны соблюдать в доме тишину.