Французская вдова - Куликова Галина Михайловна

– Вот, поглядите, оставил мне дарственную надпись, – Зубов достал с полки тяжелый том с золотым тиснением и, открыв его, прочитал вслух: «Человек с умом рожден для процветания». И ведь сам процветает, ничего не скажешь. Пентхаус в центре города, дом на Рублевке, новенький «Лексус»… Как тут не поверить в то, что он способен научить других привлекать удачу и деньги? Нет, он молодец, что и говорить… Кстати, обещал сегодня зайти. Если еще будете здесь, я вас познакомлю.

«Лесть, – подумал Федор. – Тонкий ручеек, подтачивающий стены крепости. Лучшее средство подружиться со звездой. Как дважды два».

– Он что, в актрису какую-нибудь влюбился? – неожиданно забыл о своей политкорректности Тарасов. – Це́лую люстру подарил ни с того ни с сего.

– Циник какой, – ухмыльнулся Зубов, дав Федору в руки книжку. Видимо, чтобы тот оценил ее с профессиональной точки зрения. – Если он в кого и влюбился, так это в нашего Валерьяныча.

– В каком это смысле? – удивился Тарасов.

– В том смысле, что реквизитор его где-то нарыл. Познакомился с ним случайно, а на следующий день привел ко мне, представил. Мы поговорили, я, как водится, пожаловался на материальные трудности, – Зубов снова хохотнул. – Сказал: вот, неделю назад у нас премьера прошла. Спектакль роскошный – «Узница короля», билеты до сих пор не достать, а люстра в зале такая убогая… В общем, намекнул. И этот святой человек мгновенно откликнулся! Я ему золотую контрамарку обещал. Судареву, я имею в виду. Каждую субботу два места в ложе. И на премьерные показы, само собой. Он, кроме люстры, собирается еще витрины нам обновить в фойе. И купить итальянские кофемашины для буфета. Находка, а не человек!

– Ну, спасибо Валерьянычу, – согласился Тарасов. – Кстати, Федор хотел взглянуть на театральные штучки-дрючки, которые у нас со старых времен остались. Вы не будете возражать?

– А чего возражать? – пожал плечами Зубов и благосклонно посмотрел на Федора. – Пусть наслаждается. Только профессионалу дано почувствовать прелесть старой вещи. А публика, она что? Глазеет, да и только. Смотрите, дорогой мой, сколько вашей душе угодно. Скажите Аделаиде Семеновне, что я разрешил. И вообще… Приходите, когда потребуется. Тарасов позаботится о постоянном пропуске. Скажи охраннику, Андрей, что я распорядился. Нашему театру нужна популярность, связи…

– Большое спасибо, – искренне поблагодарил Федор, возвращая книгу Сударева.

На обороте обложки была фотография гуру. Вернее, его лощеной морды, которая могла бы понравиться только женщинам. Наверняка и нравилась. Федор краем глаза видел телешоу с участием Сударева, и еще тогда подумал, что этот тип похож на холеного котищу, любимца семьи, который может безнаказанно таскать еду с хозяйских тарелок и драть когтями итальянский диван.

Распрощавшись с главным режиссером, доморощенные сыщики вывалились в коридор и, отойдя на несколько метров от кабинета, замедлили шаг.

– Браслет, – негромко сказал Федор. – Судя по всему, следователь Зимин был прав: вещь выплыла из прошлого. Возможно, он стоит целое состояние. Из-за него запросто могли убить. Как ты думаешь, эта Марьяна Гурьева пойдет на контакт?

– Ты же ее видел – пышет негодованием, – покачал головой Тарасов. – Уже сочинила легенду, что купила побрякушку в магазине. Но мы можем расспросить еще кое-кого. Пойдем со мной.

– Пойдем, – тотчас согласился Федор. – А куда?

– Сначала посмотрим на новую люстру. Из любопытства. Надо же быть в курсе событий.

С этими словами он рванул вперед, Федор за ним. Через некоторое время они оба оказались за кулисами. Здесь, скрестив руки на груди, стоял тощий старик, внимательно наблюдавший за бригадой техников, сновавших по сцене. Федор, проходя, случайно задел его локтем, и старик мгновенно схватил его за рукав слабой, но цепкой рукой.

– Глядите под ноги, молодежь! – приказал он высоким пронзительным голосом. – Меня тут поставили следить, чтобы никто не навернулся. А вы прямо бегом бежите. Ноги хотите переломать?

– Мы на новую люстру хотим посмотреть, – примирительно ответил Федор, притормозив.

Тарасов тоже остановился и хмуро поглядел на деда.

– И впрямь: люстру поменяли, а перед этим занавес. Мохеровый велюр, – с гордостью доложил тот. – Утяжелен свинцовой тесьмой. Директор в восторге, администратор в восторге, все в восторге. Только публике все равно. Им главное, чтобы артисты в спектаклях были заняты знаменитые.

– Еще одно местное привидение? – спросил Федор вполголоса, отойдя от деда на несколько шагов.

– Понятия не имею, я его никогда раньше не видел, – ответил Тарасов. – Или не замечал. Меня интересуют преимущественно молодые актрисы. В отличие от привидений их можно потрогать руками.

Рабочие на сцене суетились над каким-то оборудованием. Все они были чистенькие, словно актеры, исполняющие роли рабочих. Тарасов с Федором дальше не пошли, чтобы им не мешать.

– Да, люстра богатая, – посопев, заявил режиссер, покачавшись с пятки на носок.

– И что с того? – спросил Федор, обозревая пустой и полутемный зал.

Он никогда раньше не стоял на сцене, разве что в детстве, когда их школьный танцевальный кружок внезапно выехал на гастроли в соседний район. Тогда Федор очень боялся выступать. Но сейчас, на секундочку представив себя артистом, внезапно почувствовал прилив воодушевления и волнения. Адреналин ударил в сердце, и оно застучало быстрее.

– Как бы ты истратил лишние деньги? – отвлек его от переживаний Тарасов. – Если бы они у тебя были и тебе приспичило бы сделать доброе дело?

– Отдал бы какому-нибудь детскому дому, – неуверенно ответил Федор. – Я об этом как-то не думал.

– И дети в качестве благодарности обслюнявили бы тебя шоколадными губами. Никакой «золотой контрамарки», благосклонного главрежа, восхищенных актрис…

– Думаешь, здесь все-таки замешана женщина?

– Не блесну оригинальностью, если отвечу, что женщины замешаны всюду, где пахнет скандалом или убийством.

– Нам необходим источник информации, – заявил Федор, оглядываясь по сторонам. Рабочие перестали бегать и теперь орали друг на друга. – Не представляю, как тут можно что-нибудь выяснить.

Тарасов посмотрел на него снисходительно:

– Погоди еще немного, друг мой, и ты захлебнешься информацией. За кулисами экспрессии гораздо больше, чем в пьесах Шекспира. Пойдем.

– Куда? – тотчас заинтересовался Федор.

– В гримерный цех.

– Зачем это? – Федор изобразил бровями изумление.

– За информацией, – ответил на его вопрос режиссер.

Упругим шагом он двинулся к кулисе и уже набрал было скорость, как вдруг дед, мимо которого им снова пришлось пройти, внезапно протянул руку и теперь уже его, а не Федора схватил холодными паучьими пальцами.

– Да что вы цепляетесь? – возмутился Тарасов. – Я человек нервный и не люблю, когда меня щупают. Незнакомых людей принято окликать, уважаемый. Язык дан человеку не только для того, чтобы им крошки с бороды собирать.

Не обратив никакого внимания на эту тираду, старик каким-то надсадным голосом сказал:

– Вам тут записка, – и протянул сложенный квадратиком листок бумаги.

– Ну да? – удивился режиссер. – От кого?

– То мне неведомо, – с торжественной вредностью ответил старик.

– Как это – неведомо? – вмешался Федор. – Вам ведь ее кто-то дал. Кто-то заговорил с вами.

– Ить заговорил, но со спины.

Тарасов между тем развернул записку, пробежал ее глазами и передал Федору.

– Ну, вот. Я был прав. Информация сейчас полезет, как квашня из кастрюли.

«Почему Забеленская после двух убийств поспешно поменяла В.А.З. на Н.А.?» – было написано на листке аккуратными печатными буквами с сильным нажимом.

– Кто такая Забеленская? – нахмурился Федор.

– Ее зовут Анна, – мрачно ответил Тарасов и тяжело вздохнул. Судя по всему, с этой женщиной у него были связаны какие-то личные воспоминания. – Актриса. Хм, она-то тут при чем? Ну, В.А.З. – это, допустим, Владислав Арсеньевич Зубов, главный режиссер, с ним ты только что познакомился. А кто такой Н.А.?

– Наверняка Колька Актюбенко, – неожиданно подал голос старик, который только что смотрел вдаль невидящим взглядом, но тут вдруг оживился и даже хитро заулыбался. – Засранец засранцем, но у женского пола от него прямо лихорадка делается. Бог ему складную морду нарисовал, вот его на части-то и рвут.

– Жалко, что еще не до конца разорвали, – пробормотал Тарасов.

– Выходит, в записке сказано: «Почему Забеленская после двух убийств поспешно поменяла главного режиссера на Николая Актюбенко?» – задумчиво повторил Федор.

Тарасов толкнул его локтем в бок, глазами указав на деда. Не дело, мол, озвучивать содержание записки при посторонних.

– А что, дедуля, давно ты в театре? – спросил он вслух.

– С начала рабочего дня.

– А вообще?

– А вообще – кот в плаще, – недовольно ответил тот. – Если я тебе не по нраву, милости прошу к начальнику отдела кадров. Он тебе все разобъяснит про меня и про мою деятельность.