Жертвенный агнец - Шефер Карло

— Насколько мне известно, меня на этой фотографии нет, — раздраженно буркнул Дан.

— На этой нет! — подтвердил Хафнер тоном яростного протеста. — Но это далеко не единственное наше доказательство.

Это прозвучало настолько убедительно, что даже Тойер на мгновение поверил.

— Все так, — заговорил Пильц. — Я ушел на нелегальное положение. Верно. И я поплатился за это. Во многих отношениях… — Он поднял кверху свои руки-протезы, придававшие ему сходство с роботом. — Но к Роне это не имеет ни малейшего отношения.

— Вы оказали нам любезность, — напыщенно вмешался Лейдиг, — и пришли на нашу маленькую субботнюю вечеринку. Но и мы не сидели весь день сложа руки. Пункт первый, господин Пильц: не существовало человека с вашим именем, который сделался нелегалом, в коллективе пациентов тоже не было Пильца, да и в Гейдельберге Конрад Пильц не учился в те годы. Поэтому нам интересно узнать, кто вы такой на самом деле.

— Во вторых, — Штерн встретился взглядом с Даном, и тот выдержал зрительный контакт без явных проблем, — мы пообщались с вашим компаньоном. Верно, в среду вы находились до какого-то часа в вашей конторе. Но он ушел в десять. После этого у вас нет никакого алиби, господин Дан. Точное время смерти Рони нам пока не известно, но мы его скоро узнаем.

— Да это просто смешно! — Дан впервые повысил голос. — По-вашему, я убил свою дочь? С какой стати? Нелепость какая!

— Не только убили! — закричал Хафнер. — Вдобавок еще и надругались над трупом!

Тойер внимательно следил, какой будет реакция Дана. Он никак не отреагировал и ничего не спросил.

— Поищите фамилию Шустер — это я. — Пильц говорил усталым голосом. — Пильцем я стал после женитьбы.

— Как поживает ваша супруга? — поинтересовался Тойер.

— Мы развелись, давно уже, еще до того, как меня арестовали в тонущей ГДР. Но фамилию жены я сохранил, это ведь не запрещено законом.

— Но эта фамилия лишь одна из многих, — вмешался Тойер. — Давайте разберемся по порядку. Значит, от рождения вы были Шустером, теперь вы Пильц… А в промежутке у вас найдутся и другие фамилии?

— Да, — кивнул Пильц. — Я был еще Мюллером.

— Как оригинально! — с издевкой отозвался Хафнер.

— Ну а вы? — Тойер снова повернулся к Дану. — Не странно ли? Вы с большей охотой готовы приютить у себя в доме бывшего террориста, чем родную дочь, и при этом изображаете из себя невинного и кроткого ягненка.

Дан покачал головой и уставился себе под ноги. Наконец он сказал:

— Я юрист. Меня вы не проймете своим напором. Мы явились к вам добровольно. У вас нет права нас задерживать. Теперь я хочу уйти. Мы уходим.

Тойер кивнул.

— Сразу видно, кто из вас главный, — заметил он. — Может, господин Пильц еще немного задержится?

Пильц отказался, однако, как показалось гаупт-комиссару, без особой решимости. Тойер подумал, что при первой благоприятной возможности поговорит один на один с бывшим террористом.

Когда комиссары, наконец, снова остались одни, Тойер с удивлением обнаружил, что не все парни разделяют его позицию. Только Хафнер, забыв свою прежнюю версию о женщине-убийце, настаивал теперь на том, что преступление совершил Пильц.

— Во-первых, — кричал грубиян следователь, — у него нет алиби! Во-вторых, он был террористом, а значит, у него нет совести! В-третьих…

— …У него нет обеих рук, — простонал Лейдиг. — Шеф, честно говоря, мне кажется, мы идем не той дорогой. Факты не складываются в четкую картину и, более того, ситуация попахивает фарсом.

— Пильц уже получил по заслугам, — добавил Штерн. — И вообще, с какой стати ему было убивать девчонку?

Возражений у Тойера не нашлось. По-видимому, ребята были правы, но гаупткомиссар все-таки чуточку обиделся.

— Встречаемся завтра, — объявил он, и его дружелюбный тон прозвучал натянуто. — Хватит с нас праздников.

— В понедельник будет еще один, — проскулил Штерн. — Мои родители экономят на всем, но именно этот проклятый праздник Богоявления всегда отмечают. Ох, меня ждут кофе, домашний пирог и обязательные советы отца, куда вложить деньги на постройку дома.

— Скажи спасибо, что ты сам из полиции, — рассмеялся Хафнер. — Какой-нибудь говнюк уже давно такого бы наколбасил, что разбираться пришлось бы нам.

В последующие дни его шеф не раз вспоминал это пророчество — тем более что непросыхающий служитель закона на один день выбыл из игры.