Форсаж - Харрисон Колин

Рик поднял взгляд – дело сделано – и увидел: Тони, двигаясь удивительно быстро для своего возраста, подбирается к двери. Рик поднял дробовик и вспомнил, что оба ствола пусты. Пистолет лежал в глубоком кармане пальто. Тони исчез, хлопнула дверь. Мне его не догнать, подумал Рик. Не с моей ногой. Он подошел к Кристине и склонился над ней. Она была вся обмотана скотчем.

– Это я, – сказал он нежно. – Это Рик. – Он понял, что ему будет трудно размотать скотч одной рукой. – Обожди секунду. – Он прохромал к одному из Моррисовых ящиков с инструментами и нашел ножницы. Вернулся к ней и положил ладонь ей на голову. – Все в порядке. Не беспокойся. – Аккуратно разрезал скотч, так, чтобы она сначала смогла дышать, а потом видеть.

– Он все еще жив! Он все еще жив! – закричала она. – О, боже, Чарли!

– Он твой друг? – Рик пошел за ней, поддев ногой валявшийся на полу болт. Она склонилась над человеком на столе. Похоже, что части его позвоночника были вырезаны. Кристина прикоснулась пальцем к лицу несчастного.

– Мой брат мертв, – сказал Рик бесчувственным голосом. – Они его убили.

– Деньги у Тони, тот лист бумаги? – спросила она.

Рик взглянул на нее.

– Пол мертв. – Он одеревенел и был исполнен ненависти ко всем и всему, даже к ней. – Я так скучал по тебе, – произнес он хриплым шепотом.

Она прикоснулась к щеке пожилого мужчины еще раз.

– Может быть, он еще жив? Он все еще… теплый.

– Навряд ли. Слишком большая потеря крови.

– Он умирает из-за меня.

– Все здесь умерли из-за тебя.

Рик подошел к телу брата. Когда он оглянулся, Кристина стояла в сумеречном свете дверного проема на другом конце комнаты. Она смотрела на него. Потом повернулась и, ничего не сказав, ушла, предоставив Рика самому себе.

Военно-воздушная база «Эдвардс», Калифорния

Весна 1966 года

Он выживет, и пошли все к дьяволу, да! Надо только продержаться. Держись! Держись! Сожми ноги, Чарли-мальчик, пусть кровь отольет, не будь слабаком, это всего лишь ускорение… он слышал булькающее клокотание собственного дыхания… крики мужчин, затем выстрелы… Я все еще… глаза закрыты, просто устал. Перегрузки от ускорения давят на спину… он справится. Я пока жив, я дышу, я здесь. Он попробовал поднять голову, но боль пронзила его. Открыты ли у него глаза? Нет, глаза закрыты. Темнота в визоре. Сердце билось медленно. Успел он сказать… нет, не успел – нет, Элли, я… они хотели, чтобы я объяснил, но я не успел, они хотели… не про Бена и Джулию, не про них. Он приподнял голову, откинулся назад, входя в пятнадцатиградусный переворот, нос «F-4» продирается сквозь толщу миллиона облаков. Вхожу в разворот на триста шестьдесят, горизонт вращается по часовой стрелке – выполняю штучки из высшего пилотажа. Топлива достаточно. Полет без боекомплекта. А внизу на наблюдательном пункте два подполковника стоят и наблюдают за тобой в бинокль. Смотрят, чтобы убедиться, что ты отлетал как надо. Пара привередливых инструкторов. Через неделю его отправят в Висбаден, Западная Германия, а все потому, что президент Джонсон поимел зуб на дядюшку Хо. Встать на хвост, двинуть дроссель до форсажного ограничителя и дать вертикальное ускорение, малыш, взмыть вверх с ускорением 1,6 Маха на три тысячи футов. При этом глазные яблоки принимают яйцеобразную форму от перегрузки. Затем потянуть дроссель на себя и медленно, медленно, медленно, пока… до тех пор, пока не зависнешь в воздухе, свободный и невесомый, как никто и никогда, а теперь опустить закрылки и дать самолету перевернуться в воздухе, делая сальто, пока нос не встанет перпендикулярно земле, и, не допуская вибрации и осевого вращения, открыть дроссель на полную и ринуться вниз, к земле. Смертельный номер! Серебряная птица, падающая с небес. В голове дико стучит кровь, не хватает кислорода, он сейчас поправит маску, видит мальчика… бегущего через поле… Чарли, возвращайся сюда, быстрее – худые ноги, мелькают колени… он видит своих детей, бегущих по рисовому полю, огонь из носовой пушки разрезает буйвола пополам, дети, тонущие в жиже, но это позже, я никогда… число было двести семьдесят девять, сосчитал однажды, это был речной паром, потом автобус, никогда никому не говорил, но я обещаю, я… люблю детей, я их так люблю. Когда по утрам Бен и Джулия залезали в их кровать, детское дыхание полно молока и хлопьев, поиграй с нами, папочка, поиграй с нами… сейчас поиграю… сейчас, я жив, я все еще в сознании, глаза закрыты, не говори им. Его мать стоит возле кухонной раковины, поворачивается, случайно видит его голого, ему было четырнадцать, опускает глаза, Чарли, пожалуйста, пригласи своего отца обедать, папа, я теперь в ВВС, и обратного пути нет, «Манила телеком» хочет устроить подвох, рвет на куски, вырывает из его легких кровавые лоскуты, цены на бирже окончательно падают. Я хочу принять теплую ванну, Элли, я замерз, Чарли, прости, здесь ее нет – но мне холодно, Элли, пожалуйста, мне холодно здесь, Элли, я, на хрен, замерз, мы платим восемь миллионов – они от мертвого человека и нет – это, это пугает меня, Элли, я не могу чувствовать мои… ты сказала Бену и Джулии? Даже Бен? Но что ты будешь делать, «Манила телеком» наступает мне… нужно послать факс в Совет директоров, потому что я не вполне могу – сжимается, Элли! Я выкуплю «Текнетрикс» сейчас, до того как… диспетчер, диспетчер, штопор, ты сказала Бену и Джулии, ты сказала им… штопор, пить, Элли, я хочу пить, холодно, эта девушка, кто она, я не знаю, да, пожалуйста, я тут, я тут, моя милая, мой палец уже в кольце, я готов дернуть, я сейчас, я не должен потерять сознание, кровь несется ураганом в голове, раз и два, дергай за кольцо, пригнись только…