Севильский слепец - Уилсон Роберт

Как Консуэло Хименес назвала его и Инес? Правдоискателями. Он пустился в это страшное путешествие с единственной целью — раскрыть истину. Неужели он теперь отступит? Неужели остановится в единственном конце Calle Negation? А что потом? Он будет жить так, словно ничего этого не случилось, и Хавьер Фалькон бесследно исчезнет.

Он принес холсты наверх, в мастерскую, и совместил с соответствующими снимками, но не мог определить принцип нумерации. На обратной стороне холстов не было никаких цифр, а только буквы «I» и «D». Фалькон почувствовал беспредельную усталость и непреодолимое желание забраться в постель. Тут он разглядел на самом краю снимков какие-то чернильные пометки, и понял, что отец пронумеровал полотна с лицевой стороны, там, где холст загибается на подрамник. По частичкам цифр Фалькон восстановил нужный порядок. Потом он сообразил, что буквы «I» и «D» означают «izquierda»^[124] и «derecha».^[125] Он разметил снимки и обрезал листы формата А-3 строго по границам изображения. Затем перевернул их и, расположив соответственно схеме, скрепил. Не глядя, Фалькон приклеил скотчем то, что у него получилось, к стене и отошел на несколько шагов. Он уже собрался повернуться, как вдруг его прошиб пот — знакомая струйка защекотала щеку.

У него оставался последний шанс — уйти.

Он зажмурился и встал лицом к картине.

Помешкав секунду, Фалькон открыл глаза и увидел творение своего отца.

31

Воскресенье, 29 апреля 2001 года,

мастерская Эль Сурдо, улица Паррас, Севилья

Фалькон развешивал на стене снимки, а Эль Сурдо тем временем забивал косяк. Хавьер похлопал его по плечу как раз в тот момент, когда он делал первую затяжку. Эль Сурдо обернулся.

— Joder! — выдохнул он. — Кто это?

— Это? — переспросил Фалькон. — Она. Она — моя мать.

— Joder! — повторил Эль Сурдо, подходя поближе. — Это же верх мастерства.

— Это не верх мастерства, — отрезал Фалькон, — а верх неприличия.

— Ну, меня-то это лично не затрагивает, — заявил Эль Сурдо. — Я вижу в этом просто…

— Неужели произведение искусства? — с недоверием спросил Хавьер.

— С точки зрения техники. Я имею в виду, это же грандиозно… создать пять связанных между собой фрагментов, которые на первый взгляд не имеют ничего общего и лишены всяческого смысла… Я не заметил никаких переходящих линий, как, например, в пазле, но когда все соединилось…

— …стало очевидно, что это самое мерзкое выражение ненависти мужчины к его жене и матери его детей, какое только способен измыслить разум чудовища, — сказал Хавьер.

Мужчины в молчании стояли перед жуткой картиной, изображавшей совокупление женщины с двумя алчными сатирами: один вжимался в нее сзади, а плоть другого распирала ей рот. Но это не было насилие. Единственный видимый глаз женщины горел страстью. Тошнотворнейшее зрелище! Хавьер шагнул к стене, сорвал с нее картину, смял ее в ком и швырнул в пустой угол.

— Что могло его побудить?..

— Затянитесь разочек, — сказал Эль Сурдо, предлагая Хавьеру косяк.

— Я не привык к таким затяжкам.

— Это вас успокоит.

— Я не хочу успокаиваться.

— Послушайте… возможно, он узнал, что у нее роман.

— Я вас умоляю! — воскликнул Хавьер. — Может, он сам был без греха? Может, он никогда не трахал юнцов?

— Тогда на женщин смотрели по-другому, — сказал Эль Сурдо.

— Может, он не провел в гнусных игрищах свою первую брачную ночь? Может, он не завел любовницу, на которой потом женился, еще до того, как умерла его первая жена?

— Ваш отец не выносил женщин, — сказал Эль Сурдо спокойно.

— Что-что?.. — изумился Хавьер. — Я не понял, что?..

— Я сказал, что он не выносил женщин.

— Что вы имеете в виду, Эль Сурдо?

— Только то, что говорю… И это было не обычное для того времени презрение к слабому полу, а настоящая ненависть.

— Но отец же был два раза женат, создал четыре самых прекрасных женских «ню», какие когда-либо видел мир, и вы при всем том думаете, что он ненавидел женщин? — спросил Хавьер.

— Я ничего не думаю, — буркнул Эль Сурдо. — Он сам мне сказал.

— Он вам сказал? Почему это он вдруг с вами так разоткровенничался?

— Потому что у нас были определенные отношения.

Фалькон плюхнулся в потрепанное кресло. Силы покинули его. Он почувствовал, что у него отвисла челюсть, а руки как будто отнялись.