Мое жестокое счастье, или Принцессы тоже плачут - Крамер Марина

Мазей вышел из комнаты, хлопнула входная дверь, через какое-то время взревел мотор его машины, послышался лай собак и звук открывающихся ворот. Григорий так и стоял посреди гостиной, тупо уставившись на лежащую на столике кассету. «Сволочь Ванька, да и врет он все про то, что не знал о включенной камере. Специально небось и включил, с него станется. Надо в сейф сунуть, не дай бог Алена найдет…»

Что бы ни произошло сегодня, а Алену Григорий любил, любил безумно, страстно, подумать о ней не мог без дрожи. А эта девица… ну, что ж, должен же мужик убедиться, что все еще интересен кому-то, кроме своей жены.

В спальне было темно и прохладно, жена спала, отвернувшись к стене. Григорий осторожно лег рядом, чтобы не потревожить Аленин сон, обнял ее и прижался щекой к теплому плечу. Она пробормотала что-то, переворачиваясь на спину, и Грач коснулся губами ее шеи.

– Девочка моя… – прошептал он. – Я никогда тебя не брошу, ты же моя родная…

– Врешь ты все, – неожиданно сказала Алена, садясь в постели и обхватывая колени руками. – Все врешь, постоянно – с первого дня ты держишь меня за идиотку…

– Стоп-стоп-стоп! – остановил ее Григорий, садясь напротив. – Я понял, пора поговорить серьезно, иначе мы рискуем вообще перестать понимать друг друга. Видимо, настало время… Значит, так, Аленка… я не хотел говорить тебе, надеялся, что ты не станешь интересоваться этим дерьмом… Но не учел, что вокруг люди, причем не всегда доброжелательные…

– Если ты имеешь в виду Виктора, то зря, – перебила Алена. – Он единственный, с кем вообще можно общаться в этом доме. Да и не дом это никакой, это чертова крепость, только рва вокруг не хватает и опускающегося моста! А так – стражников полно, забор кирпичный, собаки размером с волков!

– Алена, Алена, успокойся! – взмолился Григорий, прижимая ее к себе. – Девочка, я объясню тебе все, родная, только не волнуйся… Я понимаю, тебя не очень устраивает то, что твоя жизнь ограничена этим поселком, этим домом, но поверь – скоро это прекратится, захочешь – купим квартиру в городе, в любом месте, где скажешь, будем жить там… Но пока придется немного потерпеть. Ты ведь понимаешь, что скоро начнется предвыборная кампания, а это жуткая опасность, Аленушка, я не хочу подвергать испытаниям тебя и детей. Ты же умная девочка, прекрасно понимаешь, что за вами начнут охотиться журналисты, начнут задавать тебе дурацкие вопросы обо мне и моем роде занятий. Зачем тебе это?

– А что такого в твоих занятиях? – прищурилась Алена, упираясь руками в его грудь. – Что ужасного в твоем туристическом бизнесе?

– Да хватит уже! – заорал вдруг разозлившийся Григорий, вскакивая с постели. – Хватит прикидываться! Можно подумать, твой дорогой Витя еще не доложил тебе, что фирма моя имеет хорошее прикрытие в лице Ваньки Мазея, который на самом деле весьма известный авторитет!

– Не повторяйся и не ори! Я не твои быки, которых ты интеллигентно именуешь службой безопасности!

– Да, черт возьми, ты права! Права! Но ведь и твой Витя – тоже часть этой службы безопасности, больше того – он ее начальник, такой же бандит и контуженый отморозок, как и все остальные!

– Оставь его в покое, – завизжала Алена, сжимая кулаки. – Слышишь – оставь в покое Виктора, не говори о нем ни слова!

– А что? Не нравится? – поинтересовался Григорий, открывая балконную дверь и вдыхая холодный воздух. Резко развернувшись, он уставился на Алену и прошипел: – Хочешь, скажу почему?

– Не опускайся ниже канализации, – усмехнулась она и встала с кровати, беря халат. Уже у самой двери спальни она повернулась и тихо проговорила: – А я думала, что ты другой…

Хлопнувшая дверь показалась Григорию пощечиной, он даже потер щеку, словно проверяя, был ли удар. Лицо вспыхнуло, почему-то стало трудно дышать, и вдруг Григорий увидел себя со стороны и услышал все, что наговорил Алене. Открытие неприятно поразило – оказывается, он мог опуститься до уровня пьяного сантехника, обвиняющего свою жену в измене, и это было противно. Значит, он не так уж уверен в себе, как думал, раз ревнует Алену к телохранителю. А с другой стороны – она права, сидит здесь, как заложница, даже пообщаться не с кем, а ведь молодая совсем, ее ровесницы по клубам бегают, по кафе и театрам, а она только и знает, что дети и дом. Ну и Витька еще. Если бы он, Григорий, мог уделять жене больше времени, то и не было бы повода ревновать Алену. Но, к сожалению, это невозможно, а скоро они и вовсе видеться перестанут – добавятся заботы в связи с предвыборной кампанией. Что же делать, как быть? Он чувствовал, что теряет Алену, еще совсем чуть-чуть, и она не выдержит… Движимый чувством вины за устроенный скандал, Григорий пошел в детскую.

Алена сидела на полу между кроватками близнецов и плакала, закрыв лицо руками. Он опустился рядом с ней, убрал с лица длинные волосы, отвел руки и поцеловал в мокрую от слез щеку:

– Прости меня, Аленка… я не хотел тебя обижать, просто… Я не могу объяснить, что происходит, но поверь – это больше не повторится, я тебе слово даю. А мое слово – это не пустой звук, я никогда его не нарушаю. Не плачь, не надо…

Он прижал ее к груди, легонько раскачиваясь из стороны в сторону. Алена прилипла к нему всем телом, всхлипывая. И в этот момент она показалась Григорию настолько желанной и привлекательной, что он не смог совладать с собой, осторожно уложил ее прямо на ковер между кроваток и принялся целовать. Она откликалась на ласку так, словно никогда прежде они не были близки, и Григорий ощутил укол совести – в последнее время он слишком мало внимания уделял жене. Они так и уснули, обнявшись, на ковре в детской, между двух кроваток, в которых мирно посапывали близнецы.

С этой ночи все вроде наладилось. Григорий стал чаще бывать дома, больше времени уделял жене и сыновьям. Алена тоже успокоилась и почти перестала думать о своих страхах.

Так прошло три месяца, и весной Григорий Грачев вступил в предвыборную кампанию. Это оказалось более хлопотным делом, чем он себе представлял, – времени перестало хватать даже на сон. Свою турфирму он перевел на подставное лицо, как и счета в банках и прочее имущество. Весь город был завешан плакатами и баннерами с изображением Григория и его предвыборными обещаниями. Его конкурент тоже не бездействовал, то и дело выдавая в прессу и на телевидение компрометирующие Грачева материалы. Гришка только посмеивался, а Алена страдала, слушая все это и читая в газетах.

– Аленка, не бери в голову, – уговаривал муж всякий раз, когда заставал ее расстроенной и несчастной. – Это часть игры, понимаешь?

– Гриша, но ведь люди будут думать, что все правда…

– Заинька, все прекрасно понимают, что это пиар-технологии и больше ничего. Ты вокруг-то посмотри – я веду добропорядочную жизнь, у меня прекрасная семья, я помогаю детскому дому и начал делать это не накануне выборов, а задолго даже до того, как женился на тебе. Я даю деньги на развитие городского парка, каждую весну и осень организую там субботники. Да мало ли еще что! И вот это люди видят. А мой конкурент – он кто? Правильно, бывший сотрудник ФСБ в чине полковника. А чем у нас занималась эта организация? И это тоже люди хорошо помнят. Вот и подумай, поверят ли они в его сказки, рассказанные обо мне? – Он поцеловал Алену в нос и отобрал очередную газету со своей фотографией в эсэсовской форме – очередной фотомонтаж с целью скомпрометировать его и вызвать ответную реакцию. – Смотри, как смешно – даже я вижу, насколько топорно сделано! У меня и плечи шире, и вообще фигура другая, видишь?

Однако у Алены было другое мнение на этот счет – любую провокацию в отношении мужа она принимала близко к сердцу, переживала и расстраивалась. Григорий же смеялся, глядя на очередную газету или листовку, складывал их в папку, а потом показывал Мазею и приближенным.

– Нет, вы гляньте только – я, оказывается, нацист! Я, оказывается, не люблю нерусских! Да у Ваньки в бригаде было целое звено кавказцев, я их обожаю и ценю, как никого! Они одно время охраняли мой офис, – хохотал Григорий, показывая как-то за ужином Алене и Ларисе яркую листовку. – Надо сказать об этом Радику, их старшему, пусть поприкалываются пацаны!

– Гриша, это совершенно не смешно! – возражала Алена, рассматривая пасквиль. – Откуда берется это все, а?

– Что, думаешь, это правда? – продолжал смеяться Гришка, с аппетитом уничтожая жаркое из кролика. – Аленка, да тебе любая собака скажет, что я сроду не был причастен ко всем этим националистическим делам. Мне это дерьмо на фиг не нужно, я абсолютно не различаю людей по национальному признаку, был бы человек хороший, остальное меня не интересует.

Алену его веселость не убеждала, более того, была непонятна. Она отгоняла от себя мысли о плохом, но они возвращались.

Буквально через неделю они с Боксером поехали в поликлинику делать мальчишкам прививки, а когда вернулись к машине, то не обнаружили водителя Сашу, зато увидели, что все четыре колеса джипа проколоты.