Тень твоей улыбки - Кларк Мэри Хиггинс

Но, говоря так, Тони понимал, что ни он, ни Розали не успокоятся, пока доктор Моника Фаррел не осмотрит Карлоса.

В семь часов он дозвонился до Нэн, которая только что вошла в кабинет. Она велела привезти Карлоса в одиннадцать, потому что к этому времени доктор вернется из больницы.

В половине одиннадцатого Тони надел на сонного Карлоса теплую куртку и шапочку и усадил сына в коляску. Потом укутал его в одеяло и опустил пластиковый фартук для защиты от ветра. Широкими шагами он пошел в сторону кабинета Моники, до которого было десять кварталов. На такси ехать он не захотел, сказав жене:

– Рози, я быстрее доберусь пешком. К тому же такси туда и обратно стоит тридцать долларов. А Карлос любит, когда его возят в коляске. В конце концов он уснет.

Когда через двадцать минут он добрался до кабинета Моники, та как раз снимала пальто. Она взглянула на Тони, в глазах которого был заметен страх, потом быстро отстегнула пластиковый фартук и пощупала лобик Карлоса Гарсия.

– Тони, у него температура, но невысокая, – ободряюще сказала она. – Элма подготовит Карлоса для осмотра, но пока я считаю, что ему нужен лишь детский аспирин и, возможно, антибиотик. – Она улыбнулась. – Так что перестаньте волноваться, а не то доведете себя до сердечного приступа. Я ведь педиатр, а не кардиолог.

Стараясь сдержать непрошеные слезы, Тони Гарсия улыбнулся в ответ.

– Просто, доктор… Понимаете…

Посмотрев на него, Моника вдруг ощутила себя намного старше этого молодого отца. «Ему не больше двадцати четырех, – подумала она. – Он сам так похож на ребенка, и Розали тоже. За последние два года им столько пришлось вынести». Она дотронулась до его плеча.

– Понимаю, – ласково произнесла она.

Полчаса спустя Карлоса снова одели и усадили в коляску. Тони был выдан рецепт на трехдневный курс антибиотика.

– Послушайте, – предупредила Моника, провожая его до двери, – не сомневаюсь, что через пару дней от него опять не будет покоя, но если все-таки температура поднимется, можете в любое время звонить мне по сотовому.

– Конечно, доктор Моника, еще раз спасибо. Не могу выразить…

– И не надо. У меня мало времени.

Моника кивнула в сторону приемной, где находились четверо маленьких пациентов и среди них парочка орущих близнецов.

Тони, взявшись за дверь, чуть задержался.

– Ох, одну секунду, доктор Моника. На прошлой неделе я возил очень приятную пожилую женщину. Я показал ей фото Карлоса и рассказал, как вы заботились о нем, а она сказала мне, что знала вашу бабушку.

– Знала мою бабушку? – Моника смотрела на него с удивлением. – Она что-нибудь о ней рассказывала?

– Нет. Сказала только, что знала ее. – Тони открыл дверь. – Я вас задерживаю. Еще раз спасибо.

Он ушел. Монику так и подмывало побежать за ним вслед, но она сдержалась. «Позвоню ему позже, – подумала она. – Могла ли эта женщина знать мою бабку с отцовской стороны? Папа не имел представления, кто была его настоящая мать. Его усыновили люди, которым было тогда лет по сорок пять. Они умерли много лет назад, как и мамины родители. Папе и маме было бы сейчас по семьдесят пять. А будь живы их родители, им вообще было бы за сто. Если эта леди знала папиных приемных родителей, она сама должна быть очень старой. Тут какая-то ошибка».

До самого конца напряженного дня Монику не покидало навязчивое желание позвонить Тони и спросить, как звали старую женщину, утверждавшую, что она знала ее бабушку.

16

Сэмми Барбер потратил выходные на серьезные размышления. Тот тип, с которым он имел дело, был крупной рыбой. Когда он назначил встречу в кафе, то не назвал своего имени, только номер сотового, и, разумеется, это был не отслеживаемый номер с предоплатой. Однако не возникало сомнений, что для этого человека подобные дела непривычны. Этот тупица подъехал к кафе на собственной машине и считал себя очень умным, припарковавшись за квартал от кафе.

Сэмми поехал за ним и с помощью камеры сотового сфотографировал номерной знак автомобиля, а потом, воспользовавшись одним из своих контактов, узнал имя владельца – Дуглас Лэнгдон.

Когда Сэмми позвонил Лэнгдону на условленный номер сотового с требованием повысить оплату за убийство доктора Фаррел, то не признался, что знает его имя, поскольку хотел сначала обдумать следующий шаг. А раз Лэнгдон проигнорировал его требование, Сэмми уже понимал, как будет действовать дальше.

Лэнгдон был психотерапевтом и, более того, членом правления фонда Гэннона, а за этим стояли миллионы и миллионы долларов. Сэмми рассудил, что если Лэнгдон идет на риск, заказывая убийство женщины-врача, значит, у него большие неприятности. «Наверняка он в состоянии зачерпнуть из фонда грант в миллион долларов в качестве благотворительного взноса для Сэмми Барбера. То есть для меня. Конечно, это надо сделать завуалированно. Лэнгдон может снять миллион с уже одобренного гранта. Такое, должно быть, происходит постоянно».