Жертвенный агнец - Шефер Карло

Ильдирим серьезно смотрела на него. Лейдиг серьезно смотрел на него. Поэтому он тоже сказал с подобающей серьезностью:

— Я задремал и видел сон, будто я нахожусь на планете, где нет ни красок, ни времени.

— Тогда все хорошо, — кивнула Ильдирим. — Пока ты витал в облаках, нам с Лейдигом пришла в голову интересная мысль. Что, если вам поменяться с ним квартирами? И я перееду к тебе вместе с Бабеттой.

— Он из-за этого так заорал? — поинтересовалась официантка, слышавшая последние фразы. — Что-нибудь еще будете заказывать?

Ночью гаупткомиссар целиком и полностью согласился на квартирный обмен, так как Ильдирим впервые любила его таким способом, который порицают все мировые религии. Охваченный эйфорией, кое-как одевшись, он стоял у окна и глядел на Берггеймерштрассе.

— Когда я был маленьким, здесь, на Берггеймер, жила моя глухая и старая тетка. Я рассказывал тебе?

— Нет, — по-кошачьи промурлыкала грешница турчанка, уткнувшись лицом в его спину. — Глядя на тебя, трудно заподозрить, что ты когда-то рос в нормальной человеческой семье. Мне все время представляется, что ты вынырнул на свет, словно кактус, из послевоенной почвы…

— Я помню ее совсем смутно. Однажды я был тут вместе с родителями, и мы смотрели фильм «Трое с бензоколонки», там еще песня…

— Только не это…

— Да не буду я, не бойся… Песня была о дружбе, и тетка громко подпевала…

— Почему ты рассказываешь мне об этом?

— Сам не знаю… — Старший гаупткомиссар был счастлив.

Они подремали еще немного, пока телефон Ильдирим не разразился «Лунной сонатой». Кажется, звонил кто-то из прокуратуры — Тойеру не хотелось вникать в подробности, как не хотелось и возвращаться в этот зимний мир.

— Зельтманн отстранен от должности.

Она потянулась за сигаретами и проговорила почти удивленно:

— Когда он в прошлом году активно препятствовал расследованию, ему все сошло с рук, а тут его сняли после какой-то несчастной пресс-конференции. По-моему, типичная ситуация.

Тойер выудил сигарету из пачки:

— Как ни смешно, но у меня появилось ощущение какой-то потери и пустоты. Честное слово.

Вскоре после этого ослепляющая мигрень сбила его с ног. Он слышал, как Ильдирим что-то говорила ему про чай, который заварит, но он героически отклонил ее предложение и побрел домой. Через город, лишь наполовину воспринимавшийся его сознанием, — остальное заслоняли молнии, сверкавшие в зрительных рецепторах. Верна ли вообще его версия? Действительно ли он был против официально объявленных результатов? Или всего лишь против объявившего их? Да и в личном плане: любил ли он Ильдирим или турчанка просто возбуждала его своей молодостью? Шнурок, развязавшийся на правом ботинке, пропитался бурой талой водой. Теперь налево, на мост, ведущий в Нойенгейм; когда-то здесь тоже что-то случилось… Вот только он не помнит, что именно. Берлинерштрассе — угол Мёнххофштрассе, сколько времени? Циферблат часов превратился в отшлифованную монету, гаупткомиссар не мог разобрать, где стрелки… Вот и аптека, теперь недалеко… Большие часы на стене дома. Темнота? Да, но что означает это слово? Восемь часов… уже… еще…

Последнее, что люди делают перед смертью, если могут — еще раз поливают цветы. Что-то в этом роде он намеревался предпринять, когда наконец-то оказался на Брюккенштрассе и, превозмогая боль и нейронный хаос, чинно открывал дверь дома.

Потом кое-как дотащился до своего этажа, вошел в квартиру и даже успел добраться до ванной — тут его вырвало. С ревом и бурлением.

В три часа ночи мигрень ушла так же неожиданно, как и пришла. Иоганнес Тойер упрямо сидел за маленьким кухонным столом. Он и так уже все решил для себя — вопреки всему. Сдавать позиции он не будет. Иначе зачем перед ним лежали три любимые книги Рони, ведь их нужно было вернуть ее отцу?

Он перелистал рассказы про Шерлока Холмса, не пропустив ни одной странички. Вероятно, Роня просто любила ее читать. Затем он принялся листать Библию — безнадежное дело, тысяча страниц. Ему пришел в голову старый трюк. Интересно, сработает он или нет? Сыщик осторожно взял книгу за корешок и встряхнул так, чтобы она открылась сама. Когда человек особенно часто читает какое-либо место, корешок слабеет и страницы расходятся. На третьей попытке Библия открылась на «Книге Судей». Кто-то, возможно Роня, подчеркнул жирной линией некоторые строчки.