Клятва вечной любви - Володарская Ольга

Когда Вера получила на руки два красных диплома, она почувствовала себя готовой к мести. Поэтому из всех предложенных вариантов трудоустройства выбрала не самый, по всеобщему мнению, «лакомый». Такая блестящая студентка, как Вера Чайка, могла найти более престижное место, к тому же не в захолустном городке, а в столице области. Ее многие уговаривали передумать: и друзья, и ректор института, и директора крупных предприятий, предлагавшие ей высокие заработки и перспективы карьерного роста. Но Вера была непреклонна. Она хотела работать только в Первом коммерческом банке Виктора Сергеевича Радугина.

С его сыном Стасом Вера встречи не планировала. Она даже не надеялась застать его в родном городе. Думала, тот остался в областном центре, где, скорее всего, учился, если в столицу не переехал – ведь Стасу уже в подростковом возрасте было тесно и скучно в их городке, больше похожем на большую деревню. Поэтому, столкнувшись с ним в гостях у Шуры, Вера сначала растерялась. Но взяв себя в руки, она поняла: их встреча – для нее подарок. Стас может стать для Веры проходным билетом в близкое окружение Виктора Сергеевича. Таким образом, она возьмет его в плотное кольцо и не пропустит удобного для удара момента.

Стас заехал ровно в восемь. Подкатил на своем мотоцикле к подъезду и посигналил. Вера вышла.

– Еще раз здравствуй, – поприветствовал ее он, после чего протянул шлем. – Надевай и забирайся.

Вера нахлобучила шлем на голову и уселась позади Стаса на сиденье.

– Может, скажешь, куда мы? – громко спросила она – голос пришлось повысить, чтобы перекричать рычание мотора.

– Увидишь, – ответил Стас и газанул.

Вера, ойкнув, уцепилась за него и больше вопросов не задавала.

Ехали они довольно долго. Пересекли весь город, затем выехали на федеральную трассу и понеслись по ней со скоростью свыше ста километров в час. На одном из ответвлений дороги свернули и через пять минут въехали в живописную деревушку. Домики в ней все были как на подбор: маленькие, деревянные, с резными наличниками. На окраине имелось озеро, а возле него стояла ладная изба с красивым чердачным балкончиком.

– Приехали, – сообщил Стас, подкатив к дому и заглушив мотор.

– Что это за домик? Кто в нем живет?

– Сейчас никто. Это мое наследство. Бабушка оставила.

– Но она же вроде в городе живет…

– Мамина мама – да. А отцовская – деревенская. Она в молодости в город уехала на заработки, там и оставалась, пока на пенсию не вышла. А после того как ее на заслуженный отдых проводили, попросилась назад в деревню. Отец ей этот дом и купил. Я в детстве частенько сюда к бабушке в гости ездил, а вот она к нам ни разу…

– Почему?

– По-моему, отец ее стыдился. Мама-то моя белая кость. Родители – профессора, дед офицер, бабка вообще княжна. А мой отец – голодранец. Его предки читать-писать могли с трудом. Бабушка самой образованной из всех была – пять классов окончила. Она до двадцати пяти лет в колхозе работала, а потом, когда в город переехала, на фабрике – крутильщицей. Отца она, как тогда говорили, нагуляла – забеременела от женатого мастера цеха. Так что и тут гордиться нечем. Кроме того, и разговаривала она малограмотно, сильно окая, и одевалась просто, а в старости ходила в неизменных платочках и чесанках. Отец, естественно, любил ее и помогал всю жизнь, но держал на расстоянии. А бабушка не обижалась. Она все понимала.

– Нельзя стыдиться своих родителей, – покачала головой Вера.

– Нельзя, – согласился Стас. – На свете есть много вещей, которые мы понимаем, но не всегда поступаем так, как должно…

– Но это не твой случай, правда?

– Что касается отношения к родителям, да. Своими я горжусь. Отца очень уважаю, а маму безгранично люблю.

– Да, мама у тебя замечательная.

– У тебя тоже была замечательная мама. Я хорошо ее помню… Такая нежная, мягкая… – Стас замолчал. Но после того как открыл покосившуюся калитку и впустил Веру во двор, заговорил вновь: – Я все спросить у тебя хотел… Еще в детстве, но стеснялся…

– Про моего отца?

– Да.

– Тогда бы я тебе не ответила.

– Мама ничего тебе о нем не рассказывала?

– Ничего конкретного. Называла только его имя, Николай, и род занятий – военный. Да еще фотографию показывала. Она и сейчас при мне… – Вера достала из сумки бумажник, открыла его и продемонстрировала Стасу выцветшую фотографию, на которой был запечатлен приятный блондин в военной форме. – Не знаю даже, жив ли мой отец сейчас. Но скорее всего, да, хоть мама и говорила, что он погиб, когда она была беременной. Теперь я точно знаю – мама обманывала меня.

– Откуда знаешь?

– Тетя Катя рассказала кое-какие подробности личной жизни мамы. Но ей самой было мало что известно. Только то, что Николай служил в нашем военном городке. Мама тогда работала в больнице при нем, попала по распределению после медицинского училища. Они познакомились, стали встречаться, мама забеременела… – Вера вздохнула. – Вот и все.

– Почему Николай на ней не женился?

– Я задала тете Кате тот же вопрос, но она ушла от ответа. Возможно, не знала его, а скорее не захотела ворошить прошлого. Думаю, он уже был женат. И не собирался разводиться.

– Да, вероятно. А потом его перевели в другой городок, и твои родители потеряли друг друга из виду.

– Кстати, мои дед с бабкой заставляли маму сделать аборт. Они считали позорным иметь незаконнорожденного ребенка. Но Мама-Уля не послушалась, рассорилась с семьей и больше не виделась со своими родственниками. Только с сестрой один раз – на похоронах родителей. Они погибли в автокатастрофе.

Так, беседуя, Стас и Вера прошли путь от калитки к дому. А там, засунув под крыльцо руку, Стас достал связку ключей, поднялся по ступенькам и отпер дверь.

– Вперед тебя не пропускаю, – сказал он, заходя первым. – Тут темно, еще споткнешься… Обожди, я свет включу.

Через несколько секунд сени осветились, и Вера смогла войти в дом.

– Надо же, сыростью не пахнет, – заметила она, втянув носом воздух. – Обычно в необитаемых домах влажно…

– Я каждую неделю приезжаю, протапливаю.

Стас ввел Веру в кухню с настоящей русской печкой. Из мебели здесь были только деревянный стол, накрытый льняной скатертью, лавка да сервант.

– Я все более-менее ценные вещи отсюда вывез, – сказал Стас. – Чтобы воры не залезли. А так посмотрят в окно, увидят, что украсть нечего, авось уберутся. – Он подошел к печи, присел возле нее на корточки. – Сейчас затоплю, и пойдем с тобой к озеру гулять. За ним березняк, где удивительно легко дышится. Жаль, что на дворе осень, там весной соловьи поют…

Стас ловко закидал дрова в топку и стал разводить огонь.

Вера прошла к лавке и уселась на нее.

– Мы поесть ничего не взяли, – сказала она, – а мне на свежем воздухе всегда кушать хочется.

– Еду найдем, – заверил ее Стас. – У меня в подполе кое-что припрятано.

– Соленья-варенья?

– Нет. Ветчина баночная, паштет, тушенка. Имеется даже настойка клюквенная, еще от бабушки осталась. Сама она не пила совсем, но самогон гнала такого качества, что даже отец, тоже не любитель спиртного, когда в гости приезжал, выпивал целый стакан.

Стас болтал, но Вера уже не вникала в смысл его слов. Она слышала только голос, да и тот звучал не очень явственно. Как далекая ненавязчивая мелодия. Вера смотрела на озаренное занявшимся огнем лицо Стаса, и что-то доселе неведомое пробуждалось в ее душе. Те черты, что ей всегда казались красивыми, но как-то не трогали душу: его глаза, нос, губы, ямочка на подбородке, – вдруг представились в ином свете. Как будто лицо его высветилось изнутри и заворожило так, что Вера не могла оторвать взгляда…

– Ну, вот и все! – бодро сказал Стас. – Печку я затопил. Сейчас заберусь в погреб, поскребу по сусекам и…

Он поднялся с корточек, повернулся к гостье с улыбкой, которая исчезла, едва Стас встретился с Верой взглядом. Лицо его стало серьезным, а тело напряженным. Но это продлилось недолго. Секунда-другая, и Стас подался вперед…

Он подошел к лавке, чуть наклонившись, обхватил Веру за талию.

Рывком поднял на ноги.

Прижал к себе и жадно впился губами в Верин рот.

Время остановилось. И как только это произошло, таймер, отсчитывающий минуты до момента, когда свершится месть, замер.

Вера поняла, что хочет от жизни лишь одного: чтобы рядом с ней был Стас.

Особняк Виктора Сергеевича Радугина стоял среди дубравы. Дом окружали вековые деревья, а с балкона открывался вид на реку и заливные луга. Стас бывал в особняке нечасто, но когда приходил к отцу, все не мог налюбоваться видами, открывающимися из окон. Теперь же, когда он приближался к дому на своей «Ямахе», пейзаж был мрачен и не располагал к созерцанию. Высоченные дубы соприкасались своими кронами, закрывая звездное небо, а их мощные стволы сливались с окружающей темнотой.