Суд Линча - Троицкий Андрей

– Как вам это представление? – женщина облизнула губы и вопросительно посмотрела на Денисова.

Он пожал плечами и поднял глаза к серому потолку.

– По-моему, во втором акте из плоскости мелодрамы действие должно перейти в плоскость идиотизма, – изрек Денисов. – Единственное, что я могу сказать определенно – Антонович очень убедителен. Это его роль.

– А нам никак, – ответил за женщину Сычев. – У Кларочки даже голова разболелась. Не знаю, оставаться на второе действие или уйти.

– Как это уйти? – женщина округлила глаза. – Ты только что сам говорил, что спектакль хороший. Тебе же понравилось. Чего-то все они интригуют, интригуют. Чего-то все они из-под старика хотят.

– Старика замочат, как пить дать замочат, – пыхнул дымом Сычев. Он деликатным жестом стряхнул женщину со своей руки, отвел Денисова в сторону, в дальний угол курилки. – Так ты говоришь, дело совершенно чистое?

Сычев уставился в переносицу Денисова.

– Абсолютно чистое, – Денисов смотрел на Сычева ясными глазами. – Прикинь, какие сейчас цены на жилье, – он назвал несколько цифр, коротко и емко описал прелести отремонтированного особняка. – И эти потолочные цены за год поднимутся минимум процентов на десять. Значит, цены на отдельно стоящее здание в центре будут расти примерно втрое быстрее. Да это самое выгодное предложение в твоей жизни. Проконсультируйся, наведи справки, привези с собой хоть всех московских юристов. Тебе скажут: это не сделка, а подарок. Условие: расчет наличными. И ещё сроку на размышление неделя.

Сычев выглядел озадаченным. Он пожал руку Денисову и почесал затылок.

* * *

Все второе действие старик стонал, иногда приподнимался, чтобы испить воды из деревянного ковшика, что приносила ему служанка. Наконец, когда стенания старика стали вовсе непереносимыми, он скончался, предварительно попросив прощения у всех действующих лиц и у публики. Перед смертью он отписал все состояние той девушке, что плохо мыла его комнату в начале спектакля.

Потом на сцене возникли два человека в форме гостиничных швейцаров, у одного из них на груди болтался судейский свисток, и увели сутулого в острог. Спектакль кончился свадьбой, все действующие лица целовались друг с другом и с чем-то поздравляли усатого мужика в красной рубахе.

На улице уже стемнело, ветер гнал сухую пыль, шевелил неубранный мусор. Денисов распахнул перед Ириной дверцу машины, сел за руль и прикурил сигарету.

– Ты довольна? – спросил он, трогая с места. – Это гастрольный спектакль, а гастроли не всегда удачные бывают. Когда откроется театральный сезон, отведем душу.

– Да, какой-то сюжет вялый, – сказала Ирина. – Антонович, конечно, молодец. Но нельзя же только на нем вывозить весь спектакль. А Тарханов просто халтурил. Даже зевал на сцене, это уже ни в одни ворота не лезет. От него я ожидала большего.

– Театр агонизирует, – сказал Денисов. Фраза крутилась в голове с утра, просилась на язык.

– Ты зайдешь к нам попить чаю? – спросила Ирина. – Мама рада будет. Она испекла грандиозный пирог.

Денисов отказался, сказав, что в полночь ждет междугородного звонка, к этому времени нужно добраться до дома.

* * *

Денисов остановил и припарковал машину в глухом проходном дворе в квартале от дома, где жил генеральный директор фирмы «Русь-Люкс» Дмитрий Николаевич Кудрявцев. Оставшуюся часть пути он прошел пешком, а потом ещё битый час сидел на лавочке в сквере перед кирпичным девятиэтажным домом, дожидаясь, пока разойдутся гости, собравшиеся по случаю дня рождения начальника.

Денисов прикидывал, как действовать, если кто-то из гостей задержится, и хозяин останется в квартире не один. Но гости вышли одной группой, постояли у подъезда, ожидая, когда спустятся остальные, потом все они, человек семь, пошли в сторону улицы. Денисов посидел на лавке ещё четверть часа и поднялся на этаж.

Звонок в квартиру Кудрявцева раздался в тот момент, когда он с оставшейся после гостей посудой курсировал из гостиной на кухню. Дмитрий Николаевич подумал, что какой-нибудь гость, скорее всего Максим Георгиевич Вощанов, славившийся своей феноменальной беспамятностью, оставил что-то из вещей и вот теперь вернулся забрать свой зонтик или перчатки. Кудрявцев поставил тарелки в мойку и, крикнув: «Уже иду» – заспешил к дверям. Он зажег в прихожей свет, осмотрелся по сторонам, но не обнаружил ни на полочке под зеркалом, ни на вешалке чужих вещей.