Капкан на честного лоха - Троицкий Андрей

Затем взял рубашку, стал застегиваться, попадая пуговицами не в те дырки. Пальцы оказались замаранными кровью. На белой ткани проступили бурые пятна.

Он заметался по номеру, не зная, что делать, за что хвататься, куда бежать. Наступил на красное платье, валявшееся под подоконником, запутался в нем ногами, едва не грохнулся на пол. В босые ступни больно впивались раскатившиеся по полу искусственные жемчуженки из разорванных бус, ещё вчера украшающих шею девушки. Климов вбежал в ванную комнату, пустил воду и сполоснул руки. Из ванны он бросился в коридор, выскочив за дверь, нос к носу столкнулся с горничной, разносившей по номерам чистое белье.

Вероятно, Климов имел дикий пугающий вид. Всклокоченные волосы, округлившиеся от ужаса глаза, замаранная кровью рубашка. Он что-то мычал, махал руками…

Горничная вскрикнула, бросила на пол стопку белья и помчалась в дальний конец коридора, к столику дежурной. Выскочил прямо из-под ног Климова, шарахнулся в сторону и побежал в следом за горничной какой-то косоглазый мужик в темном костюме и с любительской кинокамерой через плечо.

Климов постоял минуту, вернулся в номер.

Сел в кресло и отметил про себя: со вчерашнего вечера здесь что-то изменилось. Ах, да… Неизвестно куда исчезли две бутылки шампанского, которые принес из кабака официант. Одна бутылка открытая, к другой Климов не прикасался. И стаканов нет…

Но думать о таких пустяках уже не досуг.

В номер вошли два охранника в штатском и капитан милиции. Люди остановились на пороге номера и стали тупо таращиться на мертвую девушку. Первым обрел дар речи милиционер. «Что тут произошло?» – капитан шагнул вперед. Вопрос прозвучал настолько глупо, что Климов неожиданно засмеялся, залился истерическим безостановочным смехом.

* * *

К полудню путники пересекли ровную пустошь.

Здесь, на открытой местности, ветер разошелся не на шутку. От его порывов перехватывало дух, слезились глаза. Ветер бросал в человеческие лица колкие снежинки, задувал то слева, то справа. Климов насилу передвигал занемевшие усталые ноги. К его физическим страданиям теперь добавились страдания душевные.

Климов теперь был твердо убежден, что добраться к назначенному времени до Ижмы они не смогут. И Урманцев, разумеется, знает, что они не успевают к сроку. В таком случае, куда же они направляются? Ответ на этот вопрос знает лишь Урманцев, но он молчит. Возможно, планирует долго, целыми неделями плутать по лесотундре, запутывая следы. Если так, что они будут есть все это время, чем питаться? Мешки только кажутся большими, на самом деле еды в них осталось на три дня похода. А дальше?

И тут Климова осенило. Словно вспышка молнии разрушила мрак беспросветной ночи.

Урманцев сегодня имел возможность убить Цыганкова одним ударом сапога. Но не убил, оставил жить, потащил с собой лишний рот. И пощадил Цыганкова вовсе не потому, что Климов сказал слово в защиту парня. Значит… Урманцев планирует убить Цыганкова позднее, когда закончатся харчи. Убить и разделать на части тем самым самодельным ножом.

Климов мерил шагами бескрайнее пространство и безучастно думал: «Первым Урманцев съест Цыганкова. А дальше моя очередь стать шашлыком. Именно шашлыком, потому что котелка у нас нет. Мясной бульон из меня не сваришь. Но это произойдет через неделю, не раньше. К тому времени я настолько выдохнусь, так устану, что даже не вскрикну, когда он станет резать мое горло. Чего доброго ещё и „спасибо“ скажу».

Сзади, все больше отставая, плелся Цыганков.

Его мучили не физическая усталость и не страшные мысли. Цыганкова мучил голод. Он то и дело нагибался к земле, срывал свежие побеги ягеля, напоминавшие вкусом морскую капусту. Мох рассыпался в пальцах на мелкие шарики, Цыганков совал шарики в рот, тщательно пережевывал и глотал. Ягель годился в пищу только оленям, но он быстро набивал и человеческий желудок, создавая иллюзию сытости.

После полудня Цыганкова первый раз вытошнило.

Он сбросил на землю палатку, опустился на корточки, вытянул вперед голову. Первым остановился Урманцев. Климов тоже встал, оглянулся назад. Он наблюдал, как густая бело-зеленая кашица лезет изо рта Цыганкова, словно нечистоты их канализационной трубы. Минут десять ждали, пока Цыганков придет в себя, наконец, тронусь в путь.

Еще через полчаса желудок Цыганкова забурлил, заклокотал и окончательно расстроился. Цыганков останавливался каждые десять минут, спускал с себя штаны и присаживался на корточки, подставляя ледяному ветру нежный зад. Урманцев и Климов ждали, когда он облегчится. Но через уже четверть часа следовала ещё одна остановка.