Письмо королевы - Арсеньева Елена

Алёна вспомнила, как выглядела надпись на билетике «Retro Dancing», которую ей показывал Диего. Эта странная закорючка после n, как будто слово недописано… Конечно, недописано, здесь должна была стоять буква о. И слово бы читалось как Canavino.Кто-то, наверное, Виктор или Ольга, хотели кому-то из французов – написано-то не по-русски, – сообщить это название, но не успели. Может быть, именно в эту минуту они были убиты. И Диего так и не поймет никогда, что след ведет в Канавино… Где ему угадать! Так и будет искать в Париже господина по фамилии Канавин, в то время как его нет и никогда не было, и не в Париже надо искать, а в Нижнем Горьком. В Канаве!

Но вот вопрос – что искать?!

Да ну, чепуха! Конечно, Нижний Горький иногда называют третьей столицей России, но чтобы сюда протянулись из Парижа нити какого-то интернационального преступления… Смесь французского с нижегородским, ну и смехота!

А может, это каким-то образом связано с Нижнегорьковской ярмаркой, на которой крутятся немалые деньги? Наверное, французы могли бы иметь тут свой интерес, Алёне не понять, какой, но гипотетически…

А при чем тут все же Мальзерб и сейф? И граф Альберт?!

Алёна подошла к столу, взяла одну тетрадку из стопки таких же простеньких, общих, в клеточку, прихватила гелевую ручку, села и задумчиво погрызла колпачок.

Надо сказать, мыслительный процесс нашей героини стимулировался очень странным образом. Она никогда не могла забыть тех далеких времен, когда была просто двоечницей, которая вечно что-нибудь переписывала начисто. Почерк у нее был отвратительный! И сюжет каждого из своих романов сначала прописывала в клетчатой тетрадке и непременно авторучкой, которая заправляется чернилами. Но поскольку эти ручки вечно текли и взрослая дама, к тому же ослепительная красавица, ходила с перепачканными чернилами пальцами, как неряшливая школьница, она постепенно переметнулась к гелевым ручкам. А погрызть колпачок надо было всенепременно, тут словно бы некий щелчок в ее мозгу раздавался. Щелк – и мысли в голове волнуются в отваге…

Однако сейчас ничего так уж особенно не волновалось.

Она записала в столбик:

Мальзерб

Сейф

Шумиловы Виктор и Ольга

Билет в «Retro Dancing»

Канавин

Канавино

«Голос Москвы»

Вика

Седой

Граф Альберт

Таксист Бруно

Диего Малгастадор

Жоэль

Немного подумав, добавила к списку еще имя – Жан-Клод, хотя и не знала зачем. Вообще Алёна ничего не знала и не понимала в загадочном сочетании этих слов.

А может, и загадки-то никакой нет? И все это случайные совпадения?

Да в любом случае – что ей с того? Что ей Гекуба и что она Гекубе?

Гекуба не Гекуба, а ее чуть было не замели в комиссариат за соучастие…

Наконец-то захотелось спать.

Алёна пошла чистить зубы, посмотрела на себя в зеркало и ужаснулась. Волосы, которые она вытерла и не причесала, высохли, завились как попало и являли собой перепутанное сорочье гнездо. Алёна с трудом вытерла их и подумала, что утром голову снова придется мыть. В таком виде из дому не выйдешь!

Кстати, не забыть завтра сходить за билетом на «Жизель». Да-да, за одним билетом. Она пойдет на балет одна. Оба ее кавалера – люди женатые. Подруги – все замужние, всюду ходят только парами. А потом, «Жизель» – это такой восторг, такое удовольствие, которое лучше ни с кем не делить.

«Я велел кучеру поспешать к тому месту, где Виллуан покинул наемную кибитку. На боковой лесной дороге свежего колесного следа не было, а значит, он последовал далее по проезжей. Однако произвелось у меня впечатление, что к кибитке своей он приделал крылья, потому что нигде, ни на одном постоялом дворе или прогонной станции, на которых я бывал далее, его не видели и ничего о таком-то человеке не слышали. Или впрямь помогала ему нечистая сила, прообразом коей он в моих глазах являлся?

Тяжек был мой путь… почти без денег – хватало только на дорогу, вечно полуголодный, не имеющий должного багажа, я вынужден был питаться всухомятку и впроголодь, мыться только в реках и ручьях, а также стираться там, благо погоды стояли просто жаркие. Вид мне надлежало сохранить приличный, чтобы люди не шарахались от меня, как от разбойника с большой дороги, а с готовностью отвечали на мои расспросы о Виллуане. Они отвечали, дай им Бог здоровья, однако ответ был один: никого, схожего обликом с чертом, в черной кибитке с черным кучером, они не видели.

Что это могло означать? Виллуан оказался стократно хитрее, чем Петька Григорьев, и обвел его вокруг пальца. Наверное, и лошадь, и повозку он уже сменил, а заодно изменил и внешность свою. И продолжает менять, заметая следы. На одной станции явится горбуном, на другой – стариком, на третьем – купцом толстопузым. Никак мне не удавалось его настигнуть, одно удерживало от того, чтобы, бросивши все, воротиться домой: я точно знал, что путь Виллуан держал в Париж. А раз так, в Париж стремился и я. Конечно, с мыслью отнять у него послание с перечнем фамилий я уже простился, к сему могло привести только чудо. Но я решил во что бы то ни стало добраться до столицы французского королевства, явиться к посланнику, министру Симолину, и все ему обсказать случившееся. Конечно, никаких вердиктных грамот[23] у меня не было, до сего мы с Алексеем Алексеевичем не додумались, что мне придется в самый Париж путь держать, однако я надеялся, что мне удастся убедить Симолина верить мне. Ну а нет… ну что ж, на нет и суда нет, только знал я, что с пустыми руками домой не вернусь, и ежели ждет меня неудача, то лучше возьму я грех на душу и прекращу жизнь свою в какой-нибудь реке… Небось сыщется близ Парижа этого какая-никакая речушка!

На границе польских земель поиздержался я совершенно, и тут явил мне Господь милость: встретился знакомый человек, возвращавшийся из Пруссии. Для начала он выручил меня из безнадежной ситуации и заплатил необходимую мзду польским приставам. Всего-то сорок копеек, однако у меня и тех не было! Это был наш курьер Феклистов, благородное существо, коему я доверился вполне и поручил передать Алексею Алексеевичу весть о моих обстоятельствах. Феклистов обещал все исполнить, а в дополнение к обещанию, видя мою нищету, отдал мне почти все свои деньги, оставив только минимум на обратную дорогу, а еще подарил перстень с алмазом и сказал, чтобы я его в случае крайней нужды продал без раздумий, потому что был он Феклистовым найден на улице – должно, кто-то его потерял, – а потому удача случайная и дорожить им не стоит. Перстень показался мне не из самых драгоценных, да и работы не филигранной, и алмаз тускловат, однако вполне годился для поддержания живота моего в самую трудную минуту. Принял я его с признательностью, Феклистова облобызал – и простился с ним, вновь поверив в удачу.

Напоследок я задержался около моря, которое находилось от дома приставов не далее чем в двухстах саженях. Волны волновались неуемно, и никакой рыбак не осмелился вывести свой челн на игралище порывистому ветру. Я взмолился Господу, чтобы утихомирил он причудливый ветр судьбы моей и сделал его попутным. И с этой мыслью и упованием продолжил путь свой в Париж, что значило для меня – в никуда».

Наутро обыденность вовсю взяла Алёну Дмитриеву в оборот. Уборка, стирка, все такое… короче говоря, за билетом она выбралась только во второй половине дня.

Билеты в кассе еще оставались. Алёна попросила ряд в проходе, чтобы можно было сидеть, привольно вытянув длинные ноги. Таких рядов было два: девятый и двадцатый. Девятый оказался весь продан, Алёне предложили двадцатый по цене… сорок рублей.

Алёна ужаснулась. Нет, не в том смысле, что далеко, – она вообще любила сидеть на балете подальше от сцены, чтобы не было слышно, как стучат пуанты, – но просто жутко отдавать такую мизерную сумму за высокое искусство. Балетная труппа Нижнегорьковского оперного ну очень хороша! И платить копейки… С одной стороны, это хорошо, что театр доступен широким народным массам. С другой…

Как-то печально все это. Три поездки на маршрутке или билет на балет?!

Она взяла «дорогой» – за восемьдесят – в десятом ряду просто ради того, чтобы поддержать любимый Оперный материально, и пошла домой.

На углу здания театра висела афиша, извещающая, что такого-то числа будет дан балет «Жизель». Она была самая простая: белый фон, синие буквы, – ничем не отличалась от висящих рядом афиш оперы «Кармен» и оперетты «Веселая вдова», однако Алёне казалось, что особенным выглядит все, от шрифта до имен исполнителей. Все же, если привязанность носит характер мании, она заставляет человека воспринимать реальность довольно своеобразно. Нет, ну в самом деле, все потрясающе красиво! Жизель – заслуженная артистка РФ, лауреат конкурса «Звезды России» Василина Васильева! Граф Альберт – артист Петр Фоссе! Ганс – заслуженный артист РФ, заслуженный работник культуры Вацлав Жизнев! С ума вообще сойти, какие имена!