Мост в прошлое, или Паутина для Черной вдовы - Крамер Марина

Гена кивнул. Чутью этой женщины он доверял – знал, что она крайне редко ошибается. Да и не настолько нужна была Ворону эта стриптизерша – он и ездил-то к ней раз в две-три недели, скорее для видимости, чем по любви. А вот прижать Беса через жену вполне мог хотеть. При нынешних возможностях Гришки мог он стать полезен в самых разных областях жизни, так что Ворону было просто грех этим не попользоваться.

– Значит, сделаем так. Виолу Викторовну оставим здесь – это, по крайней мере, будет безопаснее, чем она домой поедет, где не пойми что в охране творится. Там же чехарда – меняются, как картинки в калейдоскопе, – поглаживая клеенчатую скатерть на столе, заключил Гена. – И вам спокойнее, и мне. Дальше. Из дома в одиночестве вы больше не выходите. Решим просто – возьмем телохранителя.

– А ты?

– А я не гожусь, вы прекрасно знаете, – он продемонстрировал протез. – Не хочу подвергать вас опасности. У меня есть связи в одном небольшом агентстве, там подберут хорошего, надежного парня. Согласны?

– Вполне.

Гена мысленно похвалил себя за мягкий тон и правильную интонацию – зная вспыльчивый характер Марины, он ожидал сопротивления, а потому постарался максимально мягко преподнести решение, которое выработали они с Хохлом по телефону. Женька не выдержал, позвонил Гене и попросил сделать все, чтобы его взбалмошная супруга не попала в очередной переплет с риском для здоровья и жизни. Гена, разумеется, пообещал, но ручаться за успешный исход мероприятия не мог. К счастью, Марина как-то безропотно согласилась.

– Прекрасно. Завтра утром и начнем. Дальше. Мне вообще кажется, что вам нужно отсюда уехать как можно скорее, – продолжил он, и Марина удивленно вздернула брови:

– То есть? Телохранитель мне зачем тогда? До аэропорта проводить?

– Ну, я так и думал, – вздохнул Гена. – Вы ведь получили все, за чем ехали. К чему лишние сложности, Марина Викторовна? Предъявить Бесу копии документов можно и по электронной почте, сидя в безопасном месте – к чему трясти куском мяса, стоя в клетке голодного тигра?

Марина откинула голову и захохотала так, как умела только она – заливисто, беззаботно, с легкой хрипотцой. Отсмеявшись, она перевела на телохранителя жесткий взгляд голубых глаз и проговорила:

– Где ты увидел тигра, Гена? То, что бессильно огрызается на всех, это не тигр. Это зашуганный помойный кот. И отношение к нему будет соответствующее. И я не уеду отсюда, пока не буду до конца уверена в том, что он больше никогда не посмеет угрожать мне и моему сыну. Даже если для этого мне потребуется его убить.

Она сказала это так просто и так страшно, что Гена ощутил легкую дрожь в здоровой руке.

– Не много ли нагрузила на себя, подруга моя дорогая? – вдруг раздался голос Ветки, и сама она возникла в дверном проеме.

Марина, казалось, не удивилась. Она развернулась и уставилась Ветке в лицо холодными глазами.

– Нет, не много. Ровно столько, сколько в состоянии унести, – спокойно ответила она. – И ты не хуже моего знаешь, что я имею на это полное право.

– Право? Право решить, кто жив, а кто нет?

– Представь себе, что в отношении твоего мужа именно так все и обстоит.

– Да?! – уперев руки в бока, враждебно поинтересовалась Виола. – Это с чего бы для моего мужа-то такое исключение, а?

– Ну-ка, сядь, – велела Коваль таким тоном, что у Ветки даже мысли не возникло сопротивляться. Она послушно шагнула к табуретке и села, скрестив руки на груди. Гена счел нужным уйти и не мешать, и Марина с благодарностью проводила его взглядом. – Так вот, подруга моя. Исключение для твоего мужа – так это потому, что я ему помогла тут удержаться, закрепиться и выжить всех, кто его не устраивал. Я и Мишка Ворон. И если бы тогда я встала на другую сторону – летел бы твой Бес отсюда, кувыркаясь и подпрыгивая на поворотах. Но я помогла – как же, родственник, Егора моего брат двоюродный! Тварь, родства не помнящая! – раздувая ноздри, проговорила Марина, глядя на Ветку в упор. – Я своими интересами жертвовала, своими пацанами – я, понимаешь?! И что? Сколько раз он меня потом закладывал и продавал – сказать? Или, может, сама вспомнишь, ведь при тебе уже было? Кадет, Ашот – хватит? Или еще? Сколько раз он деньги у меня вымогал? Не считала? А то, что он все мое, все, что я кровью добывала – под себя подгреб, едва стало известно, что нет меня, это как?! Или тут ты тоже на его стороне – муж ведь?! Не расперло вас – на чужом-то, нет? Я тебе разве хоть раз за это высказала? Нет! И сейчас молчала бы, кабы не полезла ты туда, где не должно тебя быть!

Она задохнулась от гнева и крика, глотнула воды из стакана, вытерла губы и продолжила, стараясь больше не кричать:

– Молчишь, Ветка? А почему? Нечем крыть? Поверь – если бы ты была на моем месте, то рассуждала бы так же! Точно так же, как я! Потому что твой козел Гришка замахнулся не на деньги даже – на моего сына! А за Егора я просто горло перегрызу и думать не стану, кому – Бесу, тебе, еще кому-то. Все. Если неприятны мои разговоры – не держу.

Марина встала и отошла к окну, закурила, чувствуя, как дрожит все внутри. Никогда она не высказывала Ветке своих претензий в отношении Беса, но сегодня просто не выдержала напряжения. Ветка молчала, понуро опустив голову. Ей казалось, что обвинения подруги летели в нее тяжелыми камнями, которых хватило бы на целый курган, способный похоронить их дружбу. Она не оправдывала мужа, более того – считала, что он кругом неправ. Но и признавать за Мариной право распоряжаться его жизнью тоже не хотела. Как бы плохо они ни жили с Бесом сейчас, бывали и хорошие моменты, и Виола была благодарна ему и за заботу, и за своего рода любовь. Она разрывалась сейчас между двумя этими людьми и своими отношениями с ними – давней любовью к Коваль и браком с Гришкой. Как выбрать, как сделать так, чтобы все закончилось миром? Да и невозможно это, потому что Марина, как ни крути, права кругом. Без нее Гришка бы не стал здесь тем, кем стал, и платить черной неблагодарностью было подло. Да и собственные проблемы тоже мешали, потому что никому, кроме Марины, она не сможет их доверить, больше того – Коваль уже влезла в это и теперь не отступится, если только… Если только Ветка не встанет сейчас и не уйдет. Но она уже знала, что не сделает этого, не сможет – после того, что было между ними ночью, что было между ними раньше. И потому, что у нее никого нет на свете, кроме Марины. По большому счету никого. Только сын – маленький тяжело больной мальчик, который вряд ли доживет до серьезного возраста. И только Марина в состоянии помочь и понять все. Значит, пусть говорит и делает все, что хочет – только бы не прогоняла больше, не произносила этих страшных слов «Я тебя не держу». Хотелось, чтобы держала… Но, зная Коваль, Ветка понимала – нет, она не скажет, не будет держать, она вычеркнет из жизни и из памяти и пойдет дальше – гордая, независимая. Одинокая. Да – одинокая даже при живом муже, при преданном ей Женьке. Потому что она так уж устроена – ей никто не нужен.

Ветка встала, вытерла слезы и подошла к Марине, по-прежнему изучавшей что-то в темном дворе, обняла ее за талию и положила голову на плечо:

– Прости меня. Я не должна была вмешиваться в ваши разборки, никогда не должна была. Прости…

Марина развернулась и порывисто обняла Ветку, вжавшись лицом в белокурые локоны.

– Это ты меня прости… я иногда совершенно не понимаю, что говорю и кому. Ты права… кто я, чтобы судить? Меня вообще нет…

Они опустились на пол прямо в кухне и, обнявшись, проплакали почти до утра, когда темное февральское небо начало чуть светлеть.

– Может, мы все-таки поспим, а? – жалобно попросила Марина, глянув в окно, и Ветка, закинув за спину волосы, пробормотала:

– Конечно, дорогая. Идем. Генка расстелил нам диван.

– Вета…

– Не бойся, милая. Ничего не будет. Я все поняла.

Обе уснули, едва очутившись на диване под большими клетчатыми пледами, тесно прижавшись друг к дружке. Под Марининой подушкой какое-то время вибрировал мобильный, но она этого не слышала, погруженная в крепкий, спокойный сон.

…Вой сирены разбудил Коваль, она встала и пошла в кухню. Горела машина Ветки, во двор только что въехала «пожарка» – это она издавала такой противный звук. Вокруг метались люди, кто-то спешно отгонял свои машины на безопасное расстояние, пожарные разматывали шланг.

– Гена! – заорала Марина, метнувшись от окна в соседнюю комнату, но там было пусто. На вешалке в коридоре отсутствовала Генкина куртка.

Коваль метнулась обратно в большую комнату, к разложенному дивану, где по-прежнему спала Виола, укутавшись в плед.

– О, черт!!! Ветка, вставай! – Марина тормошила подругу за плечо, но та продолжала крепко спать, даже не изменив позы.

Коваль не стала долго церемониться, схватила вазу с хризантемами, бросила цветы на стол, а воду вылила на Ветку. Та завизжала и села, тараща глаза.

– Сдурела совсем?!