Театр теней - Гилфойл Кевин

— Это вы о пластических? — миссис Лундквист такое предположение развеселило. — Боже мой, конечно же, нет.

— Хм-м, — опять промычала Барвик.

— А что?

— Просто так. У вас был прекрасный сын.

— Спасибо, милая. — Миссис Лундквист съела конфетку и стала рассказывать Барвик, как однажды, классе в шестом, Эрик проспал всю ночь в шкафу: так он прятался от урока по кларнету, который был у него в семь утра.

18

Много лет тому назад Дэвис пытался заинтересовать Джеки историей ее семьи, но ей становилось скучно, едва речь заходила об этом.

— Меня куда больше интересует настоящее моей семьи, — говорила она.

Такие вот болезненные словесные удары сыпались на его голову тысячами: жена всегда злилась на то, что он днюет и ночует на работе.

Повозившись со старыми фотографиями и письмами, которые достались Джеки от ее матери, Дэвис сумел воссоздать — хотя бы частично — историю пяти поколений ее семьи. Получилась сводная таблица, которую он поместил в рамочку и подарил жене на День Матери. Джеки сказала, что ей очень нравится, и повесила подарок в пустующей комнате, где она держала бегущую «дорожку», а также швейные и прочие хозяйственные принадлежности. В седьмом классе Анна Кэт писала реферат о своих предках (а попросту говоря, взяла плоды многолетнего труда своего отца и положила их в красивую папку). Вот тогда она отнесла в школу генеалогическое древо матери и использовала его в качестве иллюстрации, чтобы пояснить термины и методы подобных исследований. Учительница поставила ей высшую оценку. Вскоре после смерти Анны Кэт, может, даже на следующий день, Джеки сняла ту таблицу со стены, и с тех пор Дэвис не знал и не спрашивал, где она. Он понимал, почему жене так трудно на нее смотреть; теперь и он, разбирая свой семейный архив, испытывал одновременно и радость, и боль. Для него все эти конверты и карточки олицетворяли реальные жизни, точно так же, как папки в его рабочем кабинете, на которых значились имена клонированных мальчиков и девочек, олицетворяли детей, любящих и любимых. Отличие состояло в том, что дома хранилась информация о родственниках, которых давно не было в живых, — за пределами маленькой голубой комнаты их не существовало. Он доставал из ящика карточку с именем брата прапрадеда, Вика, исправлял дату его рождения или номер страховки и был уверен, что Вик, этот давно умерший человек, интереснее ему, чем кто-либо из ныне живущих. Это было печально — горько-сладкое чувство человека, со скорбью в душе отдающего свой последний долг усопшему, — и вместе с тем как-то умиротворяло. Но ему не хотелось, чтобы наступил такой момент, когда он сможет думать об Анне Кэт и не испытывать боли.

— Ты допускал когда-нибудь такую мысль? — спросила его как-то вечером жена. Было уже поздно, они пили вино и читали. Джеки затеяла разговор, а Дэвис только делал вид, что слушает, и тут он вдруг понял, что не знает, о чем они говорят.

— Какую «такую»?

— Что ее можно клонировать?

— Анну Кэт?

— Ну конечно, Анну Кэт, кого же еще?

Дэвис бросил на нее безумный взгляд:

— Нет. Никогда! Во-первых, это незаконно. — Это была абсолютно абсурдная реплика и жестокая, учитывая, какую тайну он от нее скрывал, и он прекрасно сознавал, что теперь, после такой отговорки, она уж точно никогда его не простит, если узнает правду.

— Дэвис, я же не всерьез. Но иногда я думаю: вот если б она к нам вернулась! Пусть даже младенцем… Если б ей дана была вторая попытка прожить жизнь. Если бы у нас была вторая попытка уберечь ее!..

— Это была бы уже не она.

— А разве это имело бы значение?

— Да.

Джеки закрыла книгу. Голос ее сделался глуше — так всегда бывало, когда она злилась, печалилась или нервничала:

— Твои слова можно понять так, что клонированный ребенок — нечто неживое, нереальное. Многие были бы поражены, услышь они от тебя такое.

— Для новой семьи она была бы вполне реальна. Но только не для тех, кто знал оригинал. Для них она будет то, что называется doppelganger.^[9] Жалкой копией. Призраком, не вызывающим воспоминаний. Разве Анна Кэт была бы Анной Кэт без того шрама на костяшках пальцев, что у нее появился, когда она училась кататься на велосипеде? Или если бы у нее стояли пломбы в других зубах? Или она занималась бы плаванием, а не волейболом? Боялась бы не пауков, а высоты? Если бы английский нравился ей больше, чем математика?