Мое жестокое счастье, или Принцессы тоже плачут - Крамер Марина

– Гриша, это совершенно не смешно! Я же не к тому тебе говорю…

– Да понял я все, красотуля, не дурак. Но мне так тяжело не иметь возможности самостоятельно встать и пойти туда, куда я хочу…

– Гриша, я всегда буду рядом, и тебе не придется быть одному.

Усмешка пропала куда-то, а глаза Григория стали холодными и чужими:

– Вот это меня и беспокоит. Я постоянно чувствую вину, что ты сидишь возле меня. И дальше будет только хуже.

Он вцепился в подлокотники кресла так, что побелели пальцы. Алена села на пол рядом с ним, прижалась лицом к руке и проговорила:

– Я тебя очень прошу – не заговаривай больше на эту тему. Разве мне в тягость быть с тобой? Если бы не ты – где я была бы?

Тяжелая рука мужа легла на ее затылок, и Алена замолчала. Они так и сидели до тех пор, пока в комнату не пришел сын. Увидев ребенка, Григорий скривился – так бывало всякий раз, когда Ванька оказывался рядом. Грач вспоминал второго сына, которого не удалось спасти, и настроение у него неизменно портилось. Алена замечала перемену в лице мужа и недоумевала – сколько можно терзать себя? Она тоже помнила о втором ребенке, о Павлике, но ведь нельзя постоянно казниться из-за его гибели… Ведь от Григория в тот момент уже ничего не зависело, Павлик просто задохнулся под одеялом в машине похитителей, и никто не мог помочь – ни Гришка, ни Алена. А Ванечка, словно чувствуя отцовскую холодность, старался изо всех сил обратить на себя его внимание, нес книжки и игрушки, пытался залезть на колени. Алена постоянно была начеку, боялась, что Григорий не сдержится, сорвется и испугает сына, но Грачев все же умел держать себя в руках, терпеливо возился с мальчиком, хотя по лицу жена видела, насколько трудно ему это дается.

– Ванечка, пойдем к бабе Нине, – встрепенулась она сейчас, вставая с пола, но Григорий ухватил ее за подол домашнего платья:

– Нет, принеси нам книжку, мы почитаем.

– Гриша…

– Не возражай! – чуть повысил он голос, и Алена пошла в детскую.

Вернувшись, она увидела, что сын сидит у Грачева на коленях и пытается забрать у того с ладони маленький теннисный шарик. Но всякий раз, едва мальчик дотягивался до шарика, Григорий сжимал пальцы, а Ванька сердито вопил.

– Что, не можешь? – посмеиваясь, спрашивал отец. – А ты пробуй, ты должен все уметь, ты Грачев, должен быть сильным. Мне не на кого больше надеяться, Ванька, только на тебя… Вот вырастешь, выучишься и будешь вместо меня конторой нашей заправлять…

Ванюшка слушал, открыв рот, но ничего, разумеется, не понимал. Зато поняла Алена.

Все бразды правления турфирмой, да и всем прочим имуществом Григория, сейчас перешли к Марату Лозовскому, его заместителю и третьему компаньону, тоже другу их с Мазеем детства. Гришка, прекрасно знавший о жадности и непомерном честолюбии Лозовского, вполне справедливо опасался, что тот может совсем вывести его из дела. Разумеется, Марат клялся и божился, что Грачев ему роднее брата, но бизнес и деньги развалили не одну дружбу, даже такую крепкую и замешанную на крови.

Другого выхода не было – после устроенной в тихом дачном поселке бойни Грачеву едва не пришлось оказаться на тюремных нарах, и только вмешательство адвокатов и то, что один из охранников добровольно взял все на себя, помогло Григорию остаться на свободе. Алена сильно испугалась за судьбу мужа – как ему, больному и беспомощному, придется выживать в тюрьме, однако Мазей сразу уверенно пообещал ей, что ничего не будет.

– Мишаня все один потянул, отсидит, выйдет, дело молодое. А мы пока мать поддержим, не оставим, да и на зоне ему помощь будет. Грихе на кичу нельзя – он здесь нужен.

Эта новая сторона бизнеса мужа стала для Алены еще одним открытием. Оказывается, фраза «Закон что дышло…» жива и прекрасно действует до сих пор.

Они с Мазеем были на суде. Мишке стараниями адвокатов дали что-то около семи лет, и, когда его мать забилась в истерике после оглашения приговора, Ванька подошел к ней, обнял за плечи и что-то зашептал на ухо. Женщина мелко кивала головой, прижимая ко рту носовой платок, а сама все смотрела не на Михаила, сидящего в клетке, а на Алену, замершую на скамье. В глазах было такое горе, что у Алены сжалось сердце. Какими деньгами можно заслужить у матери прощение за поломанную жизнь сына?..

Алена не хотела иметь ничего общего с этой жизнью, но уйти и бросить Григория одного с его болезнью тоже не могла. Будь он здоров и благополучен – и у нее не возникло бы сомнений, но когда все так…

А теперь еще и проблемы на фирме. И именно сегодня после разговора с мужем Алена поняла: нужно разобраться во всех делах самой и самой же начать управлять бизнесом. В конце концов, она была Грачева и имела на все вполне законное право.

Нина Николаевна с внуком благополучно уехали на месяц в Турцию, и Алена смогла заняться делами турфирмы, не отвлекаясь и вникая во все тонкости и хитрости бизнеса. Посвящать в свои планы ни мужа, ни Мазея она не стала… Мазею она доверила крупномасштабную переделку дома, зная, что в этом вопросе надежнее Ваньки никого не найдет, и Мазей с утра до ночи строил из себя прораба. Григорий же только головой покачал, когда в коттедже впервые раздался звук работающего отбойника и прочая строительная музыка.

Три недели спустя, не сказав мужу ни слова, Алена, одетая в строгий темно-синий костюм, уехала в город, взяв с собой Виктора.

– Куда едем, Алена Сергеевна? – поинтересовался водитель Сережа, когда хозяйка уселась в бронированный «Мерседес».

– В «Грачев Трэвел», – заявила она.

Водитель удивился, но счел за благо промолчать, тем более что сидящий на переднем сиденье Боксер как-то странно взглянул в его сторону.

До офиса добрались довольно быстро, на стоянке Алена вышла из машины и решительно направилась в здание. В приемной сидела Лиза, бессменная Гришкина секретарша. Молодая привлекательная девушка лет двадцати пяти, с длинными каштановыми локонами, безупречно одетая и подкрашенная, Лиза перебирала документы в толстой папке, делая пометки в лежащем рядом с ней блокноте, и что-то чуть слышно напевала. Увидев Алену, она вскочила:

– Ой, Алена Сергеевна! Вы к шефу?

Это «к шефу» неприятно и больно резануло Алену – быстро же Елизавета вычеркнула прежнего владельца кабинета из числа своих начальников, заменив его на Марата!

– Я к Маратке, – намеренно грубо и фамильярно произнесла Алена, чтобы сразу показать секретарше, кто есть кто. – У себя?

– Д-да, – с запинкой проговорила озадаченная подобным тоном Лиза.

– Замечательно. Витя, ты пока здесь побудь, последи, чтобы нам никто не мешал.

Боксер молча занял позицию, перегородив входную дверь в приемную, а Алена толкнула тяжелую дверь в кабинет мужа и вошла. Похожий на огромного жирного кролика Марат читал какие-то бумаги, перед ним дымилась чашка кофе, а в пепельнице – сигарета. Белокурые кудрявые волосы спускались на плечи, совсем как у женщины.

– Ну, и что тебе надо? – поинтересовался он, не отрываясь от бумаг, и Алена поняла, что эта фраза относилась не к ней, а к Лизе.

– Мне? Мне много чего надо, Маратик, – вкрадчиво произнесла она, и Лозовский от неожиданности вздрогнул и пролил кофе, чашку которого перед этим как раз взял в руку. – Нервишки расшатались, да? – насмешливо поинтересовалась Алена, усаживаясь в кресло и закидывая ногу на ногу. – А что так? Или понимаешь, что не в своем кресле сидишь?

– При чем здесь… – начал он, но потом вдруг резко хлопнул по столу ладонью: – Что за бред еще?! Ты что несешь, дура? Какое еще не свое кресло?

– Ты сильно-то не ори, связки сорвешь, – спокойно посоветовала Алена и достала сигареты. – А такое, что фирма эта Гришкина, а ты решил потихоньку ее к рукам прибрать. Не выйдет, Марат.

– Ты совсем рехнулась?! – взвился он, вскакивая из-за стола.

– А ну-ка, сядь на место! – велела она таким тоном, что Лозовский, неожиданно для себя, опустился обратно в кресло. – И не прыгай здесь, как блоха на горячей сковородке. Я не рехнулась, а вот ты… Ты напрасно решился на эту аферу, друг мой. Не хватило ума открыть левую фирму на подставное лицо, на себя открыл? Теперь хоть к счетам «Грачев Трэвел» доступа иметь не будешь, и то хорошо. Заблокировал их юрист.

Лицо Марата сделалось бледным, потом пошло яркими пунцовыми пятнами:

– Как… как заблокировал? Без подписи…

– А кто сказал, что без подписи? Григорий все подписал.

– Откуда…

– От верблюда! – отрезала она. – Ты, дорогой, не рассчитал, когда меня со счетов списал. Ты всегда меня недооценивал, глупой курицей считал, не годной ни на что, а зря. Заставить Григория расписаться на чистом бланке мне труда не составило, я ему сказала, что ты попросил, самому некогда было ждать. Вот так-то, Маратик. И теперь, если у тебя совесть не баранья, ты просто потихоньку свалишь отсюда и сделаешь так, чтобы я тебя больше никогда не видела.

– И ты думаешь, что умная, а я дурак? – усмехнулся он, нервно выдергивая из пачки сигарету и не замечая, что одна уже почти истаяла в пепельнице.